Цыплёнок и ястреб
Шрифт:
— Даже и не думай об этом, — сказал я сам себе, когда вышел на улицу, чтобы продолжить поиски магазина. Девушка мне понравилась; по крайней мере, она понравилась моим гормонам. Тут же вспомнились рассказы о жуткой вьетнамской хреногнили. «Иногда единственный выход — ампутация», — так про нее говорили. Или так: «Есть ребята, которые сидят во Вьетнаме в карантине с 61 года и ждут, когда их вылечат». Или вот так: «Слышал я про одного — проснулся утром и увидел, что крантик-то отвалился. Ссыт теперь сидя, сучонок. Вот блин». [15]
15
Это
— Боб, ты куда?
Я обернулся, и увидел Реслера, идущего ко мне по улице.
— Электротовар ищу, не забыл? Ты где был?
— Я? Тебя искал. Нашел что-нибудь?
И мы пошли по пыльной улице. Если заменить джипы лошадями, получилось бы неплохое подобие городка на Диком Западе. Большинство дверей, которые мы миновали, были входами в мелкие бары. К солдатам подбегали маленькие мальчики, крича: «Класьный сювак, хотеть бум-бум? Идти со мной. Два доллар».
— Не хочешь сходить?
— Только не я, Реслер. Мне триппер не нужен, — ответил я.
Мы свернули в переулок; там были магазинчики со всякими промтоварами.
— Ты не можешь заработать триппер, Мейсон. У тебя иммунитет, — мы остановились перед витриной с дешевыми инструментами, проводом, маленькими электромоторами и лампами. То, что нужно.
— Что значит «иммунитет»?
— Это такая офицерская привилегия. Мы получаем «атипичный уретрит». Триппер получают рядовые.
Продавец не говорил по-английски, но все висело на виду и достаточно было показать пальцем. Я купил девять светильников — лампы, балластные сопротивления, провода. Вот бы еще знать, что со всем этим делать.
Наши старички лично принимали участие в создании концепции воздушного штурма — в 11-й Воздушно-штурмовой, а потом в ходе полномасштабных учений в Каролинах. Но пули там были ненастоящими, противник на самом деле был на твоей стороне, а о том, что ты убит, сообщали посредники. Теперь мы летали в реальном мире и старички злились: их командиры забыли о своем обучении.
— Блядь, глазам не верю, — сказал Коннорс. — Нет бы подумать, что мы ничего не слышали о воздушном штурме. Не говоря уже о том, чтобы его делать.
Мы сидели за столом для пикников в новой палатке-столовой после нашего первого большого штурма в долине Счастливой.
— Капитан Фаррис, кто придумал лететь на предельно малой над такими рисовыми полями? — тон Коннорса был требовательным.
— Не очень здорово придумано, да? — ответил Фаррис.
— Почему никто не видит, что всю ебаную дорогу мы только и придумываем маршруты подхода к горячей зоне? Рисовые поля укрытия не дают. Низко нужно лететь, только если есть укрытия — деревья, русла рек, долины и прочее.
Коннорс выглядел угрюмым. Фаррис не ответил. Ответа не существовало.
Я был подавлен. Предполагалось, что меня научат, как быть командиром экипажа в воздушно-штурмовой
Днем раньше, в шесть вечера, в зоне «Гольф» 64 вертолета образовали целый штурмовой батальон. Мы взяли пехоту и полетели к точке «Лима», зоне лагеря на другой стороне перевала Анкхе.
Старички злились с самого начала. В точке «Лима» нам предстояло провести ночь. Всего на десять миль (семь минут) ближе к боевой задаче, долине Счастливой, по сравнению с тем, если бы мы остались на укрепленной зоне «Гольф».
После посадки несколько вертолетов отправились обратно в расположение дивизии, чтобы подвезти горячую пищу для нас пяти сотен «сапог». Уэндалл, Коннорс, Нэйт — все старички — ругались. Уэндалл все рассказывал о том, что ВК прославились своими внезапными атаками на французские лагеря, которые были в точности, как наш. Паршивая была ночь. Мы спали в «Хьюи», все нервничали, а москиты рассвирепели окончательно. Мы проснулись в 04:00, в 05:45 запустили двигатели и забросили войска в уже захваченную зону к северу от «Лимы», чтобы объединиться с другой кавалерийской частью для мощного удара.
Вместо того, чтобы лететь на полутора тысячах футов, наш ведущий решил пройти весь маршрут на предельно малой. В нас не стреляли, но решение было странным. Вся орава приземлилась и высадила пехоту — только чтобы узнать, что мы сели не на ту зону. «Сапоги» опять забрались в вертолеты, со второй попытки мы добрались, куда надо и принялись ждать.
В ходе получасового ожидания старички разозлились по-настоящему.
— Хули мы шли на предельно малой? — наседал Коннорс на Шейкера. Расстроенный Шейкер лишь пожимал плечами. Штурмом явно командовал кто-то новенький, но Шейкер был командиром взвода и не стал бы обсуждать действия своих собратьев в погонах.
Я летел с Лизом. Он не сказал ни слова — злился молча. Мы готовы были начать второй этап штурма. Пришло известие, что по пути нам могут оказать сопротивление.
— Нам бы очень не помешали нагрудники, — сказал Реслер. — Если уж нас посылают на предельно малой и знают, что в нас будут стрелять, то могли бы выдать какую-нибудь броню, не думаешь?
Я рассеянно кивнул. Когда я слышу, как профессиональные военные жалуются таким образом, у меня садится мораль.
Еще одна часть осталась позади, она должна была сформировать вторую волну. Наша команда загрузилась. Отсюда до настоящей зоны высадки было десять миль рисовых полей, деревень в кольце деревьев и одиночных кокосовых пальм или кустов. От таких мест надо держаться подальше, особенно, если знаешь, что они под контролем ВК.
Если уж надо было идти на предельно малой, Лиз шел на предельно малой. На скорости в сто узлов он действительно пытался повторять контуры плотин между полями. Я сидел справа от него, держа руки и ноги рядом с управлением, в напряженном, пугающем ожидании. Мы были «Оранжевым-3». Справа-спереди Нэйт и Фаррис вели «Оранжевый-1», слева-сзади Шерман и капитан Дэйзи летели на «Оранжевом-4». С другой стороны клина были Реслер и Коннорс на «Оранжевом-2». Дистанция между нами колебалась — временами вертолетам приходилось огибать пальмы и высокие кусты. В шлемофонах слышались команды: часть готовилась выполнить штурм. Я услышал, как полковник, командир нашего батальона, с высоты в 5000 футов приказывает нам аккуратней держать строй — мы растянулись по плоской равнине.