Цыпленок жареный. Авантюристка голубых кровей

Руссо Виктория

Глава 12

Хвост виляет собакой

«Ах, если бы я мог перекрутить свою жизнь назад! Вернуться в прошлое и не делать глупостей!» – горевал мысленно Иван Феклистович, ощущая себя бесконечно несчастным. Сорокапятилетний мужчина давно пришел к выводу, что ошибся в выборе супруги. Он заметил Наталью Петровну в доме действительного статского советника, любящего красоваться на всю новгородскую губернию, устраивая шикарные балы. Весь высший свет съезжался к нему на праздник раз в сезон и этих мероприятий ждали, как чуда. «Чем еще нас удивит наш король?!» – шутили кокотки. Иван Феклистович тихо ненавидел сорящего денежными банкнотами весельчака за то, что тот всегда был в центре внимания,

жил легко, на широкую ногу, и казалось, чувствовал себя чуть ли не наравне с самим императором всероссийским (тогда на престоле восседал реформатор Александр Второй, погибший от рук «народовольцев» в тысяча восемьсот восемьдесят первом году).

Белолицее рыжее чудо сразу привлекло его внимание. Юная, чистая, смиренная Натали стояла за спиной горделиво восседавшей на изящном диванчике матери. Девушка казалась беззащитной, нуждающейся в опеке. «Маленькая канареечка в клетке торговки!» – подумал тогда Иван Феклистович. Помимо Наташи в семье было еще три дочери, мать стремилась пристроить их замуж – сбыть, как товар из бедного дома. Судьба детей сложилась по-разному: самую старшую из ревности прирезал муж, после чего попытался убить себя, но выжил и отправился в дом для душевнобольных. Другая – не захотела быть женой знатного старика, сватающегося изначально к ее матери, однако та убедила его присмотреть одну из дочек, и напуганная перспективой девушка бежала со своим учителем в столицу и исчезла из поля зрения семейства. Третья сестра вышла замуж по любви, и в результате благополучного союза у нее родилось восемь детей, а супруг пригрелся на хорошей должности и успешно продвигался по карьере. Их семья отреклась от нищих родственников, причислив себя к высшему сословию и не желая водиться с челядью. Наталья была самой младшей в семье и не надеялась на замужество, мечтая облачить тело и помыслы в монашеское одеяние.

– Но ведь… мы всего пару раз виделись… на балах! И как на это смотрит Наталья Петровна? Готова ли она к такому серьезному шагу?! – закудахтал Иван Феклистович, услышав о решении матери в скором времени сыграть свадьбу. Он был приглашен на обед в их скромное жилище. Мать с дочерями ютились в тесной квартирке, которую приходилось снимать, потому что вся недвижимость с неудачливой руки азартного супруга, сведшего счеты с жизнью, перешла к новым владельцам. Иван Феклистович не любил принимать решения впопыхах и предпочитал не торопиться, особенно в деликатных вопросах, касающихся будущего. На тот момент он ни разу не оставался наедине со своей избранницей, не слышал ее речей, не знал, о чем она мечтает. Возможно, она была глупа или косноязычна – а этих черт мужчина не выносил.

– Теперь я понимаю, почему вы до сих пор не женились! Слишком привередливы! А ведь вам уже тридцать лет, Иван Феклистович! Будете фыркать – встретите старость в одиночестве! – недовольно произнесла пожилая женщина, отодвинув тарелку невкусного супа.

– Вам тридцать? – испуганно уточнила Наталья Петровна, и когда гость кивнул, она чуть не упала в обморок, представляя, как идет по венец под руку с немолодым мужчиной. Девушка встала из-за стола и торопливо покинула столовую, оставив раздосадованного жениха в компании обозлившейся матери, которая тут же, как грозовая туча настигла ее перед дверями в комнату и вцепившись в девичий локоть, зло процедила: «Такой недотепе, как ты, лучшей партии не сыскать! Про монастырь – забудь! Глупая это затея! Откажешься сейчас – спихну тебя в жены старому хромому графу, у которого ты будешь ходить по струнке и собственноручно вынимать его вставную челюсть перед сном, как делали его предыдущие покойницы-жены, пусть земля им будет пухом!».

Свадьбу играли скромную, со стороны невесты почти никого не было, ведь после смерти Петра Васильевича от вдовы и ее дочерей отвернулись все те, с кем поддерживались отношения до трагедии. Наталья Петровна была вынуждена переехать

в дом нелюбимого мужа и изо всех сил старалась быть хорошей женой, но таланта к лицемерию и притворству в ней не оказалось, она то и дело «била копытцем», демонстрируя свое неприятие сложившегося положения. Из скромницы-тихони она превратилась в даму с принципами и претензиями и заняла лидирующее положение в семье. Сначала Ивана Феклистовича это очень смущало, затем раздражало, но со временем он привык к этому обстоятельству, смирившись с ее силой, стареющий мужчина приспособился к новому существованию, вину за эту оплошность он не мог перекладывать ни на кого, кроме себя.

Анна была возмущена равнодушием «родного брата».

– Она же его сестра, – возмущалась она, мельтеша перед взором страдающего с похмелья Козыря. – Как можно быть таким бездушным?!

– Ты так взъерошилась, будто действительно являешься ему сестрой. – Плюнь и разотри, Цыпа!

– Не понимаю! Что теперь? Можем вернуться в Петроград?

Козырь пожал плечами и пробурчал:

– Мне надо подумать. И выпить. Вечером поговорим.

– Вечером? – усмехнулась Анна. – Неужели я увижу тебя еще до рассвета следующего дня?

Когда дверь за Осипом закрылась, молодая женщина уселась на кровать и захотела всплакнуть, но слезы никак не шли. Анна свернулась калачиком и укрылась колючим одеялом, пытаясь согреться. Сон никак не шел, и беспокойство все возрастало. Вдруг послышался стук в дверь. Молодая женщина удивленно воскликнула: «Войдите!» и поспешила притвориться больной, предполагая, что в комнату вошел хозяин жалких апартаментов, которому они с гулякой-Козырем задолжали.

– Анна, это я, – произнес взволновано хмурый незнакомец.

Девушка какое то время сидела на кровати, не понимая, кто перед ней. Затем вдруг догадалась, что это тот самый мужчина, которого в письме они с Козырем называли «братом».

– Иван! – опомнившись, вскрикнула она высоким девичьим голосом и бросилась к нему на шею, чмокнув при этом в обе щеки.

– Ну право же… Ластишься, будто собака! – недовольно пробурчал старший брат, не отстраняя от себя сестру.

– Бездомная собака должна заметить, – включилась в игру Анна, ее подбородок эффектно задрожал, словно она сейчас же расплачется. Этому приему ее научила одна актриса из захудалого театра, подрабатывающая по ночам в трактире и спешащая очаровать толстосумов, чтобы порезвиться с ними в номерах. Она была одна из немногих проституток, считающих эту профессию чем-то особенным и получавшая от процессов удовольствие. Артистичная дама любила прихвастнуть, что стояла на подмостках с самой Прасковьей Жемчуговой, но видимо не знавшей, что знаменитая артистка умерла еще в начале девятнадцатого века, и чтобы с ней играть на одной сцене собеседница должна была быть почти столетнего возраста.

– Наталья Петровна приглашает тебя погостить, но если ты не согласишься – я пойму! – заикаясь, произнес Иван Феклистович, искренне рассчитывая на отказ. Но Анна уверила его, что не может отказать «миленькой Натали», поэтому спустится к его карете через полчаса.

– Ты пока рассчитайся с хозяином этого клоповника! – весело крикнула она вслед понурому мужчине, обреченно спускающемуся по скрипучей лестнице и прочирикала, что безумно счастлива иметь такого заботливого брата.

Анна помнила по рассказам Козыря, что настоящая сестра любила бывать в гостях у брата и чувствовала себя там как дома, даже не смотря на его протесты и частые напоминания о том, что это временное пристанище, в котором ей не особо рады. У Анны Феклистовны, скончавшейся от дурного заболевания, которые могли подцепить куртизанки от нечистоплотных клиентов, была чудесная способность не воспринимать близко к сердцу угрозы, оскорбления и недовольства, высказанные в ее адрес. «Ничего не могу поделать с собой, не помню зла!» – эту фразу жизнерадостная девушка твердила очень часто.