Да, Босс!
Шрифт:
— И у меня небольшая поправка, мой мужчина, который умеет решать любую проблему. — Она притянула его к себе за галстук, до сих пор не веря, что всё это происходит наяву и с ней. — Напомню тебе то, что ты должен знать и сам. Я никогда не была Левандовской. Но готова это исправить с твоей помощью.
— Ну, теперь я спокоен за судьбу котят, — усмехнулся Адам, подаваясь к Еве и прихватывая зубами ее нижнюю губу. — Что же касается того, что Левандовской ты никогда не была — то считай, что это мой оригинальный способ делать предложение. И хотя у меня нет с собой кольца и вообще ничего, кроме меня самого, я рад, что ты благоразумно решила согласиться. И раз уж мы наконец все выяснили… — его язык дразняще прошелся по ее губам, — то я хочу тебя. Немедленно.
Адам
— Приподнимись, — шепнул он, и, когда она послушалась, стащил с нее джинсы, а следом за ними — полетел на пол свитер. — А ещё, — добавил Левандовский, разрывая тонкую преграду из трусиков и касаясь Евы там, где — он знал это — она уже текла от желания, — мне нравится, когда ты называешь меня «мой мужчина». Повтори это, когда я буду в тебе… глубоко.
Обхватив рукой ее затылок, Адам наконец сделал то, чего так хотел — сейчас и все время, с того самого момента, как понял, что его секретарша вовсе не «нелепое чучело» — впился в ее губы поцелуем, понимая с особой ясностью, каким пустым и бессмысленным было существование без нее. И как ему не хватало — до боли, до сумасшествия — ее рядом. Он ласкал языком ее рот, а пальцами — лоно, пока Ева не начала ерзать, прося о большем. И когда ее руки оказались на его теле, избавляя от лишней одежды, он прикрыл глаза, возбуждаясь особенно остро от этих нетерпеливых касаний. Но, как и всегда, Адам Левандовский чертовски плохо умел ждать. И едва Ева обхватила рукой его твердый член, как он придвинул ее к себе, мгновенно оказываясь внутри. Глубоко. Замер на мгновение, наслаждаясь тем, какая она горячая и влажная. Освободив из чашечек лифчика грудь, потянул соски — один зубами, второй пальцами. Поласкал каждый из них языком, жадно обхватывая губами, посасывая, вновь кусая и тут же зализывая укус. Но когда Ева обвила его ногами, подаваясь навстречу, от этого простого движения мгновенно сорвало все тормоза. Он начал двигаться, впиваясь пальцами в ее бедра, насаживая на себя — так, как нравилось и ему, и ей — быстро, резко, неистово, наполняя собой до предела. Трахая языком ее рот — в том же ритме. Почти остервенело, когда единственным желанием осталось одно — обладать. Когда в каждом порывистом толчке читалось категоричное «моя». Когда каждый ее стон — дрожью по телу. И когда все происходящее между ними являлось самым правильным, что только может быть.
Эпилог
— Как вам пришла идея создания этого аромата?
Адам Левандовский усмехнулся, обдумывая вопрос и крутанулся в высоком кресле, в котором сидел последние полчаса, пока российские и зарубежные журналисты задавали ему вопросы прямо во время презентации «Lewandowski Grey Mouse», проходящей в конце апреля в фирменном бутике марки, располагавшемся в торговом центре «Гринвич».
— Спасибо за этот вопрос, — ответил Адам и с заговорщической улыбкой посмотрел на сидящую рядом Еву. — На концепцию данного аромата меня натолкнула моя жена, которая является моей главной музой. И лицом новой линейки, как вы уже, наверное, заметили, — усмехнулся он.
Постеры с Евой смотрели на посетителей со всех четырех стен бутика. Здесь были и стильные черно-белые снимки, и яркие, взрывные краски кадров, на которых облаченная в красное Ева улыбалась, как знающая себе цену женщина.
— Вы считаете свою жену серой мышью? — поинтересовалась одна из журналисток.
— Провокационный вопрос, — хмыкнул Левандовский. — Я считаю ее самой лучшей, независимо от того, какая она — серая мышь или женщина-вамп.
— Презентация нового аромата проходит очень успешно. Из этого можно сделать вывод, что количество неуверенных в себе женщин очень велико?
Адам обвел глазами бутик, с удовлетворением замечая, как женщины, да и мужчины тоже, жадно вбирают в себя новый аромат, прикрыв глаза от удовольствия. В честь запуска новой линейки в бутике бесплатно раздавали пробники «Grey mouse» объемом десять миллилитров всем желающим и людской поток не иссякал с самого начала презентации.
— На
— Вы можете рассказать, в чем секрет вашего аромата?
— Вы серьезно? — приподнял брови Левандовский. — Если да, то советую вспомнить, что случилось с уважаемым господином Фогелем, пытавшемся узнать этот секрет.
Зал снова сотряс хохот, а Адам коснулся под столом ноги Евы, мечтая о том, чтобы пресс-конференция поскорее закончилась и можно было отправиться домой, где он продолжил бы сексуальное образование своей жены, программа которого была рассчитана на долгие-долгие годы. Удивительно, что всего несколько месяцев тому назад он не мог даже представить, что возможно настолько желать одну женщину. Свою женщину. Единственную, которая откликается на все его прикосновения так, что от этого хотел ее ещё сильнее. Рука Адама скользнула Еве между бедер, понуждая их раздвинуться. Жена неловко поерзала в кресле, и он довольно усмехнулся, начиная ласкать ее через ткань белья и сохраняя при этом сосредоточенное выражение лица, с которым слушал следующий заданный вопрос. Но не слышал.
— Как вы можете прокомментировать историю с похищением формулы духов вашими конкурентами, а именно — Райнером Фогелем?
— Ммммм… — задумчиво выдал Адам, из всего вопроса разобравший только имя «Фогель». — Господин Фогель может идти к черту, — после небольшой паузы заявил он, широко улыбаясь. — А мы с женой вас на этом покидаем. Спасибо всем!
Левандовский встал из-за стола и, взяв Еву за руку, быстро повел ее к выходу, радуясь сейчас, как никогда раньше, тому факту, что в его машине тонированные стекла.
За две недели до презентации
Санторини, Греция
День выдался по-весеннему тёплым и солнечным. Эгейское море было спокойно, лишь изредка лениво накрывая объятиями-волнами прибрежные скалы и оставляя на древних камнях свой соленый поцелуй. Адам стоял у белоснежной старой звонницы с проемами-арками, в которых звучала торжественная песнь колоколов, пока Ева шла к нему, облаченная в длинное пышное платье, удивительно гармоничная в своей красоте со всем окружающим, где сплелись в едином вечном союзе разнообразные оттенки белого и синего, начиная от лазурного моря, такого насыщенного и чистого тона, что оно казалось отражением неба и продолжая жемчужными домами и церквями с небесными куполами, уходящими ввысь. И было что-то очень символичное в том, чтобы именно здесь, на острове, имеющем форму кольца, связать свои жизни воедино отныне и до последнего вздоха.
И хотя Адам Левандовский никогда не был романтиком, сейчас, когда Ева доверчиво вложила свою руку в его, он безоговорочно верил в ожидавшую их бесконечность — любви и жизни, которая обязательно продолжится однажды в их детях.
И все клятвы, произносимые ими, которые подхватывал ветер и уносил куда-то далеко-далеко, теперь имели свой особый смысл. Не продиктованный необходимостью придуманных кем-то заезженных фраз, а шедший из глубины души, переполненной гордостью от того, что эта женщина выбрала именно его.
Выбрала, несмотря на то, что у него был крайне дурной нрав и склонность решать все проблемы самостоятельно. Несмотря на то, что изменить себя в этом он не мог. Зато мог изменить — и уже изменил — рядом с ней отношение ко многим вещам, которые раньше были всего лишь безликими словами. Ничего незначащим набором букв. Как, например, любовь. Которую по-прежнему невозможно было полностью изведать, но которую ощущал в себе так непередаваемо остро, когда смотрел в глубокие зелёные глаза.
— Не думал, что буду свидетелем хотя бы одной твоей свадьбы, а вышло так, что побывал аж на двух, — подошедший поздравить Адама Юра улыбался, обнимая его и похлопывая по спине.