Да будем мы прощены
Шрифт:
Перед занятиями по дороге я заношу коробки к себе в машину. Конверт лежит на переднем сиденье. Дверь заперта – но вон он, прямо на сиденье и лежит. Это Шварц туда его подложил? Меня все-таки подставляют?
Я беру конверт и пытаюсь вернуть его в машину Шварца, но у него дверцы заперты. Сую конверт через верх окна. Край его проходит, но там, где потолще (купюры) – застревает. Я бегу обратно в офис декана. Дверь у Шварца закрыта, секретарши факультета тоже нет. Черт!
Кладу конверт обратно на сиденье моей машины, запираю дверцу и спешу в аудиторию. Не хочу таскать конверт с собой. И не хочу ссоры в аудитории.
– Здравствуйте, – говорю я, входя.
Аудитория
– Как вам известно, у вас было задание написать статью, которую надо сдать не позже чем сегодня. Прошу собрать и передать сюда работы. – Я жду, пока будут переданы двенадцать работ. – Хотелось бы знать: когда как-то дадут о себе знать остальные?
Ни слова. Смотрю на стол. Верхняя статья озаглавлена: «Ричард Никсон как злодей. История в картинках».
Пролистываю работу. Студент вместо статьи сделал книжку комиксов. Мне полагается испытывать недовольство, но идея увлекает. На рисунках – шаржи на Никсона, Халдемана и Киссинджера, с гипертрофированными чертами – развитие темы «Не видь зла, не слышь зла, не говори зла». И контуры специально размыты, как после фразы: «Позвольте мне высказаться совершенно ясно».
Глаз у меня пульсирует болью, я чувствую, как он закрывается, а второй, будто из солидарности, сузился до щелки.
– Хорошо, так на чем мы остановились?
– Уотергейт, – подсказывает кто-то.
– Отлично. И что мы знаем об Уотергейте?
– Первый из «гейтов», – говорит кто-то из студентов, остальные смеются.
У студентки звонит телефон. Звонит, звонит, пока наконец она вытаскивает его из сумки. Все наблюдают.
– Алло? – произносит она. Я таращу на нее глаза, потрясенный, что она вот так посреди занятия отвечает на телефонный звонок.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Моя мать, – шепчет она громко.
– Передайте мне телефон, – требую я, и его передают вперед. – Алло?
– Кто это? – спрашивает мать.
– Это профессор Сильвер. С кем я говорю?
– Малина Гарсия.
– Сколько у вас детей, миссис Гарсия?
– Четверо.
– Это прекрасно. Вы, наверное, гордитесь ими. Но у нас сейчас занятие.
– Ой, – говорит она, – по йоге? Мои девочки йогу обожают.
– Нет, миссис Гарсия, не по йоге. Вам что-нибудь говорит имя «Ричард Никсон»?
– Да, конечно. Президент, который умер от этой забывательной болезни. Так жалко, такой красивый был мужчина.
Дочь в аудитории краснеет.
– Да, миссис Гарсия, красивый был мужчина. С вами разговаривать – просто удовольствие. Ваша дочь должна была сегодня сдать работу. Она что-нибудь об этом говорила?
– Нет, не помню.
– Вы примерно знаете, о чем она могла бы писать?
– Пожалуй, нет.
– У нее есть привычка обсуждать с вами учебные дела?
– Не особенно. Обычно мы говорим о родственницах, о ее подругах, ну, и прочее в таком роде.
– Благодарю вас, миссис Гарсия. – Я вешаю трубку и отдаю телефон владелице. – У кого-нибудь еще есть срочный телефонный разговор? – Ответа нет. – А забавно, что во времена Никсона не было сотовых телефонов, текстовых сообщений, «блэкберри». Представьте, как могло бы все повернуться по-другому, если бы Никсон работал с передовой техникой, а не со старым магнитофоном с большими кнопками, которые легко перепутать – так что секретарша случайно нажала не на ту кнопку, а потом, отвечая на телефонный звонок, наступила на педаль дистанционного управления и
Аудитория смотрит пустыми глазами.
– Ну что ж, вернемся к делу. На чем мы… может ли кто-нибудь рассказать, в чем была суть Уотергейта?
Поднимается единственная рука.
– «Гейт» – суффикс, применяемый к слову, чтобы превратить его в название скандала. Например, «Уотергейт», который был так назван, потому что произошел в Вашингтонском комплексе зданий, имевшем такое название. С тех пор любой крупный всплывший скандал стал называться «Что-то-такое-гейт». Так что фактически это был первый из «гейтов».
– Интересно. Спасибо. Вы работу сдали?
– Да, сдал. Я прибыл очень издалека, и мне, чтобы оставаться в этой стране, нужна очень хорошая отметка. Мои родные отрежут мне голову, если я не покажу хороших результатов.
Аудитория смеется.
– Вы хотите сказать, что ваша семья вас от себя отрежет, если вы не покажете хороших результатов.
– Я хотел сказать то, что сказал.
– Поверю вам на слово.
Я продолжаю занятие, цитирую мемуары Никсона:
«Фактическая правда об Уотергейте вряд ли будет когда-нибудь восстановлена, поскольку каждый из нас был вовлечен в это дело своим путем, и ничьи знания в каждый конкретный момент не повторяли полностью знания кого бы то ни было другого».
Я объясняю, что в те времена, когда разворачивался этот скандал, он был самым крупным примером нечестных приемов и привел к единственной за всю американскую историю отставке президента и официальному обвинению «уотергейтской семерки» (Никсон был назван соучастником заговора, хотя изначально таковым не являлся). Джон Митчелл, Г.Р. Халдеман, Джон Эрлихман и Чарлз Колсон отсидели тюремные сроки, Гордон С. Стракан, Роберт Мардиан и Кеннет Паркинсон за решетку не попали. Среди тех, кто отсидел по уотергейтскому делу, были Е. Говард Хант, Дж. Гордон Лидди, Джеймс Маккорд, Фред Ларю… По привычке, я отклоняюсь от темы, излагая эволюцию специальной расследовательской группы Никсона под кодовым названием «Водопроводчики». Первым ее заданием было проникнуть в офис психиатра, лечившего Дэниела Эллсберга, и набрать материал на этого бывшего сотрудника РЭНД, решившего, что его гражданский долг – организовать утечку бумаг Пентагона. Никсон решил, что эта утечка – «заговор» против его администрации, и хотел Эллсберга дискредитировать. Он приказал своим «водопроводчикам» выдать СМИ все, что найдут, и попытаться «испытать его прессой… чтобы найти течь». Последовавшая попытка взлома была комедией ошибок: взломщики ждали, пока уйдет уборщица, потом дверь оказалась заперта, и им пришлось вламываться в окно. Их было трое: Бернард Бейкер, Фелипе де Диего и Эухенио Мартинес, еще двое стояли на стреме: Е. Говард Хант и Дж. Гордон Лидди. Как ни странно, некоторые из этих «водопроводчиков» были действующими или бывшими сотрудниками ЦРУ, и их путь можно проследить назад до «залива Свиней» и вперед до «Уотергейта».
Боль в глазу убийственная. После занятия захожу в медицинский центр. У них установка для промывания глаза, смонтированная прямо над раковиной. Дежурная «сестра», открывающая краны, напоминает:
– Просто чтобы вы знали: я на самом деле не медсестра, а санитарка, медсестру сократили еще два года назад, когда урезали бюджет, так что ее у нас нет… – Потом она спрашивает: – Вы уверены, что никакой химии в глаз не попало, что роговицу не обожгло?
– Это просто земля была, – говорю я и думаю, что вполне могла быть и химия. Может, в ванной был какой-нибудь освежитель для туалета, и я им сдуру промыл себе глаз.