Да прибудет тьма
Шрифт:
«Что она означает?» — перевела девушка на другую тему, не желая сейчас ни спорить, ни объяснять.
— Это символ Одина. Так отец говорил. Узел павших наносят на оружие и доспехи воинов. Гуди его называл также Деревом Иггдасиль с девятью мирами, по три на богов, людей и мертвых. Тот кто носит его, тот получает мудрость всех миров и силу предвидеть последствия поступков. Не всем он доступен. Не понимаю откуда он у мамы.
Впереди на дороге послышалось ржание. Матс схватился за нож, указав Веселине, глазами на уже знакомый меч.
— Бруни! Уна! — мальчишка выскочил навстречу лошадям.
Заметив молодого хозяина, те сбавили ход. Веселина облегчённо воткнула меч в землю.
— Умницы. Нашлись, — радовался мальчик. — Теперь нам не придётся идти пешком. Можно вещей больше взять.
Волк снова пропал.
— Хорошие мои. Бруни, — Матс сорвал пучок травы и начал обтирать взмыленного коня, ласково приговаривая.
Слушая знакомый голос, Бруни и Уна быстро успокоились. Мальчик освободил их от упряжи, оставив на длинном поводу, и продолжил чистить. Грязные пучки травы падали под ноги. Их сменяли свежие. Девушка наблюдала, как ребенок управляется с животными. Это завораживало.
Кони невысокие, но крепкие, с широкими спинами и короткой гривой. Они довольно мотали головой, переминаясь с ноги на ногу, поводили ушами. Совсем немного времени прошло, и вот они уже стоят вытертые насухо. Найдя в повозке гребень, Матс расчесал им гривы и хвосты.
— Двигаться сможем быстрее. С утра сразу и поедем, как солнце край покажет. Надо воды найти, напоить лошадей, как совсем остынут. Загоняли их сегодня. Скоро стемнеет. Нам бы тоже воды набрать и поесть чего-нибудь, — Матс не прекращал говорить, заглушая нервозность и пряча боль.
Еще не скоро он сможет спокойно думать о смерти Гуди и Келды. Веселина смотрела на него и думала, что мечтала именно о таком братишке. Смелом. Сильном. Добром.
Мальчик снова забрался в повозку. Там что-то грохнуло, заскрежетало и он вынырнул, неся в руках два кожаных мешка с ручками и ножны.
— Пошли воду поищем. Держи, — ножны он протянул Веселине.
Девушка закрепила пояс. Оружие по-родному вошло кожаный футляр. Веревкой Веся привязала ножны к бедру. Мальчишка посмотрел в недоумении.
— Никогда не видел такого крепления. Для чего? А-а-а-а! Я понял. Меч длинный слишком? Чтобы не мешал идти. Кто научил?
«В кино видела.»
— Что это — ки-и-ино?
Пришлось подумать как объяснить ребенку, который исчисляет года правлением королей, что такое фильм.
«Это как сон, только ты его наяву видишь».
— А-а-а-а, — снова протянул мальчик. — Кино — это как кома? А что такое ная-я-яву-у-у?
«Хм… Наяву — это не во сне. Я тебя сейчас вижу наяву.»
— Понял. Интересно. Надо запомнить. Кома, кино, наяву, — мальчик тянул буквы, пробуя новые
Веселина рассмеялась. Матс умный и любопытный, как все дети.
— Если ты хейд, может, сможешь воду найти?
«Да не хейд я. Не ведьма я. Сколько ещё повторять», — ответила Веся уже беззлобно.
«А если и правда попытаться поискать воду? Как-то же смогла я убить Сумрачных. Мечом вон как махала, круг-невидимку создала, да и язык здешний понимаю».
Повернувшись к лесу, Веселина закрыла глаза.
«Попробую, но ничего не обещаю», — сказала Матсу и сосредоточилась на звуках.
Вот птицы переговариваются, прыгают по веткам. Вон там, на дереве, белка зацокала. Сидит распластавшись вниз головой, хвостом водит.
«А это кто там? Олень? Точно. Олень. Вдалеке.»
Коричневая спина в пятнах. Хвостик подрагивает. Жуёт траву. Смотрит прямо на неё. Веселина открыла глаза. Олень пропал. Закрыла глаза и вот он, только руку протяни. Не совсем четкий, расплывчатый. Открыла глаза — нет оленя. Закрыла — снова олень. Наклонил голову к земле. Оторвал лист. Жуёт и на неё смотрит. Воды там нет.
Странные ощущения. Мурашки зашевелились на коже. Казалось, каждый нерв оголился.
Повернулась на другую сторону от дороги. Тут кусты, много. Ёжик шуршит в листве. Принюхивается. Носом роет, лапками помогает. Нашел мясистую личинку. Зачавкал довольно. Птичка над ним на куст села. Ягоду увидела. Сорвала. Проглотила, задрав голову вверх. Красивая, с голубой грудкой.
Веселина протянула руку. Птица замерла. Посмотрела чёрным глазом-бусинкой. Веся почувствовала себя птичкой. Маленькой, проворной. Как эта. Пичужка чирикнула и вспорхнула. Исчезла из виду.
Необычно и почти волшебно. Чуть про воду не забыла. Расслабилась, впитывая в себя природу, растворяясь в ней. Ощутила Матса рядом. Он стоял у повозки. Напряжен и любопытен. На груди его расползалось темное пятно. Вязкое, словно нефть. Только тронь и прилипнешь. Это горе в нём поселилось, корни пустило. За спиной мальчика лошади травку щипали, хвостами от мошкары отмахивались, ушами пряли. Жаждой мучились.
Шелест крыльев отвлек. Это пичужка села на вытянутую руку. Та самая, с голубой грудкой. Глаза-бусинки смотрели внимательно. Совсем без страха. Почистила клюв о рубашку и вдруг зачирикала, запела с переливами.
Матс рот открыл от удивления. Веселина и сама не ожидала, но было невероятно приятно. Она почувствовала, как быстро-быстро билось маленькое сердечко, как кипела в тельце жизнь, переливалась вместе с трелью, сплетаясь воедино с миром. А она, Веселина, еще одна часть этого мира, часть дерева, травинки, муравья, воды. Она здесь не чужая, своя, нужная.
Вода. Шум ручья резко проступил в звуках леса. Там, впереди, за кустами. Близко. Ручей неглубокий, чистый. Течет неспешно, перепрыгивая по камушкам, стремясь к реке, которая далеко-далеко, за горой. Путь туда сложный, но ручей знает дорогу.