Да вспомнятся мои грехи
Шрифт:
– Зовите меня Рамос, – сказал Гуайана, подходя к столу. Переход в вертикальное положение вызвал у него чувство, напоминающее удар в висок альпенштоком. Рамос дотронулся до виска и закрыл на несколько секунд глаза, пытаясь избавиться от боли, но у него ничего не вышло.
Он принял таблетку и осторожно дотронулся до губы.
– Наверное, я должен вас поблагодарить. Вам часто приходилось оказывать подобные услуги?
– Только не с космическими целями. – Мужчина встал. – Думаю, вы сможете провести пару раундов. Это тренировочные
– Вы чувствуете, что сможете?
– Думаю, да.
В самом деле, Рамос–Отто чувствовал себя в тысячу раз лучше, учитывая даже новую шишку, чем в кабинете доктора Эллиса на Земле. Люди из отдела психокалькирования слегка переборщили, чтобы компенсировать четыре недели полета, за которые тело должно было восстановить силы. Он еще не достиг нормальной формы Гуайаны или Отто, но изрядная доля силы и быстроты к нему уже вернулась.
– Честно говоря, – сказал здоровяк, пока Рамос проверял свое оружие на баланс и упругость, – я настроен скептически. Не понимаю, как они могли научить вас за несколько недель тому, что требовало от Гуайаны ежедневных упражнений на протяжении всей жизни.
Рамос пожал плечами:
– Все это временно.
Он смерил взглядом противника. Здоровяк двигался с легкостью, казавшейся странной для человека таких пропорций. У него были все физические преимущества для фехтования – он на голову превосходил Рамоса ростом, имел длинные руки и ноги. Но Рамос знал, что люди с длинными руками и далеким выпадом склонны переоценивать свои силы при встрече с менее рослыми противниками. Забавно будет проучить его.
Рамос надел шлем – прохладную пористую скорлупу из пластика, которая защищала его лицо, уши и горло.
– Для начала я не буду сильно напирать, – сказал здоровяк.
Они заняли исходную позицию в центре комнаты. Гарде! Рамос заметил, что клинок его соперника отклонился от прямой линии вправо более чем на два сантиметра, открывая предплечье и большую часть плеча. Или его соперник был в плохой форме, или устроил ловушку, не слишком хитрую к тому же. Даже не задумываясь, Рамос произвел атаку, учитывающую обе возможности – одним движением он сделал финт в сторону открытого предплечья, проскальзывая под ожидаемым парирующим ударом, потом двойное парирование, отскок (высоко поднятая шпага, блок–колокол, чтобы предотвратить наскок или запоздалый ремиз), выпад – и тупой конец рапиры ударился точно между третьим и четвертым ребром противника.
– Токар, – признал поражение здоровяк, задумчиво потирая пальцами место, где по нему попала рапира Рамоса. – Мне нужно быть внимательней.
Он и в самом деле постарался быть внимательным, и у него очень хорошо получилось по любым стандартам, но в пяти схватках Рамос выиграл пять уколов. Каждая из них продолжалась не более нескольких секунд. Самая долгая состояла из атаки–парирования, еще парирование–защита–ремиз–защита–ремиз–укол.
– Очень
Соперник Рамоса снял маску:
– Полковник, э, Рамос, эх, я хотел сказать… вы говорите, они научили вас фехтовать не хуже Гуайаны?
– Да.
– Но я дрался с Гуайаной… сотни раз! – и…
– И вы до сих пор живы?
– Нет, нет, не на дуэлях. Пять–шесть лет назад я у него тренировался. Вот почему… в общем, вы деретесь не совсем так, как он… случайный противник не заметит разницы, но я знаю его слабые места. Несколько раз мне удавалось его победить. У вас нет этих слабых мест, во всяком случае, именно этих.
– Гм–м… – Рамос насупил брови, шаря в информации из характеристики миссии. – Ну, это объяснимо. Мне пришлось обучаться через вторые руки, поскольку настоящий Гуайана застрял здесь. Они пригласили лучших мастеров фехтования, каких можно было найти… Из Италии, Венгрии, Франции…
– Как, из самой Франции?
– Нет, не с планеты, а из страны – это такая страна на Земле. Эти мастера изучили ленты с записью боев Гуайаны. Потом они в тандеме обучали меня, мы оба были под гипнозом. Таким образом, я впитал нечто вроде среднего стиля боя Гуайаны.
– Сложная операция, – сказал мужчина. – Но учиться таким способом легко, если сравнить с обычным путем. Я рад, что навыки у вас не сохранятся навсегда.
– Будет неплохо, если они подержатся подольше. Мне нужно свернуть здесь дела еще до того, как начнет стираться калька. Самое большее – два месяца…
– Если я могу чем–то помочь, то конечно…
– Лучше об этом не заикайтесь. Вы не хотите мне помогать, и даже не хотите знать об операции больше, чем вы уже знаете. То же касается этой суки…
– Рейчел? – чувствовалось, что он задет. – Но… ведь она связной ЗБВВ!
– А на таких захолустных планетах таких людей вообще не должно быть! Я не могу чувствовать себя в безопасности, выполняя задание, если знаю, что кто–то еще имеет сведения об истинной моей природе. У людей есть неприятная особенность – их можно вынудить говорить. Пока что только вы двое знаете меня. Как много остальных – весь персонал посольства?
– Нет, только мы двое.
– Тогда лучшее, что вы можете для меня сделать – вы оба, – покинуть планету. Немедленно.
– Мистер Гуайана, – донесся тонкий голос Рейчел из видеокуба, – постарайтесь вспомнить, что мы – полномочные представители Конфедерации на этой планете. А вы – только инструмент, специалист, посланный на помощь нам, чтобы разрешить данную проблему. И вся ответственность лежит именно на нас…
– Знаете что, я не дам и… – Рамос замолчал, потом продолжил более вежливым тоном: – Там, внутри, я на самом деле совершенно на все плевал – построит ли Сельва тысячу крейсеров, чтобы швырнуть Грюнвельт обратно в каменный век, или не построит. Я бы никогда даже не узнал о существовании Сельвы, если бы Альварец не заболел вдруг комплексом Атиллы.