Далёкие огни, или В ад и обратно

Михайлов Сергей Юрьевич

– А можно?

– Я врач или кто? Если спрашиваю, значит можно. На, дёрни пару затяжек.

Они закурили. Голова у Петра сразу же закружилась.

– Всё, хватит, – сказал доктор, выхватывая сигарету у Петра изо рта. – Для первого раза достаточно.

Он докурил свою сигарету, затушил о пустую тарелку.

– Надюху-то мою не обижал? Нет? Славная девчонка. Если бы не она, не выкарабкаться б тебе. Сутками напролёт хлопотала возле тебя.

– А она мне вот то же самое про тебя рассказывала. И про твои ночные бдения, и про литры чёрного кофе.

– А ты слушай её больше, – проворчал доктор смущённо, – она тебе ещё не такое обо мне напоёт.

Пётр приподнялся и облокотился на локоть.

– Дай пять, – сказал он.

– Чего?

– Руку, говорю, дай.

Доктор, пожав плечами, протянул руку. Пётр крепко пожал её.

– Спасибо тебе. За всё.

– А, оставь. Не люблю я этого. Давай лучше о деле. Разговор предстоит длинный и, как говорится, содержательный. Готов?

Пётр кивнул.

– Вот и прекрасно. А начну я с того, что наш бравый полковник ухандохал-таки

того мерзавца, что тебя по башке монтировкой хватил. Из своего именного. Три пули всадил. А тот, первый, жив остался, я лично из него свинец вытаскивал. Я тогда сразу смекнул, что полковнику решётка светит, и в ту же ночь, когда мы тебя с дедом Евсеем в больницу везли, шепнул старику, что не было никакого полковника, а из пушки палил какой-то приблудный, чужой, никому не известный бродяга. Поднатаскай, говорю старику, своих орлов, чтобы с одного голоса пели и правильные показания где нужно давали. Старик сработал как нельзя лучше. К утру, когда на место происшествия менты нагрянули, наши бомжарики уже назубок знали нужную легенду. Позже, когда следователь проводил выборочный опрос свидетелей, ни один из не прокололся: ничего, мол, не знаем, того парня с пушкой видели впервые, а опознать его не можем, потому как темно было, хоть глаз коли. Меня тоже пару раз на ковёр дёрнули. Словом, кто стрелял, установить не удалось, виновными же признали этих бритоголовых идиотов. Кстати, тех двоих, что вовремя улизнули, так и не нашли, а тот гад, который больше всех выступал и которого ты уложил, сейчас срок мотает. У него уже была одна судимость, по сто пятьдесят восьмой, так что срок свой он легко получил. А вот полковника Колю пришлось в бега снарядить, от греха подальше. И где он сейчас, не знает никто. – Он выдержал многозначительную паузу. – Никто, кроме меня. – Он понизил голос до едва слышного шёпота. – У меня на квартире прячется, носа за дверь вот уже три месяца не показывает. Вот такие, брат, дела. Что же касается бомжатника, то здесь тоже не самым лучшим образом обернулось. Словом, разогнали бедолаг. Где-то через неделю после происшествия понаехали туда местные власти, оцепили лагерь и через мегафоны потребовали очистить территорию в течение часа. Тех же, кто по истечении указанного срока всё же окажется в оцепленной зоне, обещали отправить в кутузку. Дважды повторять не пришлось: бомжи разбежались кто куда. Лагерь мигом опустел.

– Так где же эти бедняги сейчас?

Доктор хитро прищурился.

– Да всё там же. Через два месяца, где-то в начале марта, они снова стали стягиваться на старые обжитые места. По двое, по трое, обычно ночью, возвращались они в свою, можно сказать, землю обетованную. Я тут виделся как-то с дедом Евсеем: это его идея. Пущай, говорит, возвращаются, это, говорит, наша территория, и жить мы будем только здесь. А дабы не привлекать внимания городских властей массовой миграцией, решено было возвращаться не всем скопом, а маленькими группами, в тёмное время суток. Словом, бомжатник снова функционирует, хотя ряды его заметно поредели: многие совсем ушли из города. Власти-то, конечно, в курсе подобных передвижений, но делают вид, что ничего не происходит: они всегда были лояльны к местным бездомным. Да и на руку властям, что бомжи группируются в одном месте – так их легче контролировать.

Он достал сигарету и закурил.

– А теперь о главном. То есть о нашем общем деле. – Он выдержал паузу. – Помнишь, я тебе говорил, что подключил к поискам одного моего хорошего знакомого из городского УВД? Идея заключалась в следующем. Как тебе, может быть, известно, в Москве, на Петровке, имеется некий информационный банк данных, где хранится вся информация криминального характера. В этот банк данных стекаются официальные сводки со всей страны, из самых отдалённых её уголков. Вот я и подумал: а нельзя ли оттуда выудить информацию об исчезнувших людях за некий определённый период времени? Ведь сведения такого характера наверняка хранятся на Петровке. Ты объявился в Огнях где-то в середине сентября. Так? Так. На проведение операции по пересадке органов, небольшое послеоперационное лечение, обработку и промывку твоих мозгов и доставку твоей персоны в Огни ушло, по грубым подсчётам, месяца два. Дабы не ошибиться, я добавил к этому контрольному сроку по полтора месяца, до и после, и получил, таким образом, временной диапазон, равный трём летним месяцам: июнь, июль, август. Иначе говоря, поиск нужно было проводить именно в этом интервале времени. А поскольку мне, как и любому другому простому смертному, доступ к банку данных закрыт, я и решил воспользоваться услугами местного УВД. В Москву полетел официальный запрос с просьбой предоставить информацию обо всех фактах исчезновения людей, имевших место в стране за период с июня по август прошлого года. Через месяц пришёл ответ. И вот здесь-то начинается самое интересное. Из всего списка исчезнувших за указанный период ни один, слышишь, ни один не соответствовал тебе – ни по возрасту, ни по комплекции, ни по другим данным. Расчёт был простой: сопоставить факты, исключить тех, кем ты явно быть не можешь, и определить, кто же из указанного списка есть ты. Но, увы, официальный ответ из Москвы нужных результатов не дал. Тебя в этом списке не оказалось. Правда, было в списке несколько человек, соответствовавших твоим внешним данным, но все они, так или иначе, уже обнаружили себя: кто-то утонул и был найден в таком-то водоёме, кто-то стал жертвой мафиозных разборок, а кто-то просто сбежал от сварливой жены, был вычислен расторопными сыщиками и водворён в лоно семьи. Возникал вопрос: а не могло ли так получиться, что факт твоего исчезновения в органах вообще не зафиксирован? Я прикидывал и так, и эдак, и в конце

концов пришёл к выводу, что в принципе это возможно, но очень маловероятно. Каждый человек всегда оставляет какой-то след, и когда след обрывается, это сразу становится заметным. В конце концов, каждый человек имеет родственников, друзей, знакомых, где-то работает – если, конечно, он не бродяга «без определённого места жительства», к каковым ты явно не относился. Выброси человека из привычного круговорота событий – и тут же образуется вакуум, нарушающий сложившиеся связи, заставляющий окружающих тем или иным образом реагировать. Понимаешь, не мог ты исчезнуть бесследно, я это нутром своим чуял. Я готов был дать голову на отсечение, что факт твоего исчезновения где-то зафиксирован, например, в каком-нибудь районном отделении милиции. Однако на Петровке о тебе никаких данных не имелось. Где-то цепочка обрывалась, но где? Я был в тупике. И тут мне на помощь вновь пришёл мой знакомый из городского Управления. Желая довести начатое до конца, он воспользовался какими-то личными каналами – то ли друг у него работает на Петровке, то ли дальний родственник – и послал ещё один запрос, уже неофициальный. И представь себе, на этот раз сработало! Как оказалось, факт твоего исчезновения, действительно, был зафиксирован в банке данных на Петровке, но очень скоро, по негласному указанию сверху, эта информация была из банка изъята. Просто стёрта из памяти центрального компьютера. Однако в архиве одного из периферийных компьютеров, через который эта информация прокачивалась, сохранился нужный нам след. Тайком, без ведома руководства вычислительного центра, удалось восстановить потерянные данные. Так же тайком они были переправлены сюда. В начале марта я уже имел их. Понимаешь теперь, какому крупному зверю досталась твоя почка? Для того, чтобы осуществлять контроль над центральным банком данных МВД России, нужно иметь не просто большие бабки – нужно иметь огромные бабки. Или огромную власть, что, в принципе, одно и то же.

Доктор закурил ещё одну сигарету, несколько раз прошёлся по палате и остановился. Лицо его было серьёзно, скорее даже торжественно, глаза в упор смотрели на собеседника.

– Теперь я знаю, кто ты, – произнёс он, медленно проговаривая слова.

Пётр улыбнулся и остановил его движением руки.

– Погоди, не торопись. Дай и мне словечко вставить. У меня ведь тоже есть для тебя новость.

Доктор удивлённо вскинул брови.

– Ну, выкладывай.

– Я тоже знаю, кто я.

Доктор вытаращил глаза.

– Вспомнил?! – воскликнул он. – Сукин сын! И ты… ты молчал!

– Да ты мне рта не дал раскрыть, – рассмеялся Пётр.

– Рта не дал раскрыть! И он ещё оправдывается! – Доктор подскочил к нему, схватил за плечи и с силой тряхнул. – Ну, говори! Как тебе это удалось?

– Да я и сам не знаю. Как пришёл в сознание, так сразу и сообразил: всё теперь на своих местах. Словно какая-то стена рухнула.

Доктор хлопнул себя ладонью по лбу.

– Понял! – заорал он. – Всё понял! Это тот тип с монтировкой тебе мозги вправил! Помнишь? Гудзон, кажется. Которого полковник завалил.

– Выходит, добрую службу мне Гудзон сослужил.

Доктор вскочил и быстро заходил по палате.

– Вот так-так! Бывают же чудеса на свете!

Он снова остановился.

– Что ж, будем знакомиться.

– Будем, – улыбнулся Пётр. – Думаю, время пришло. – Он протянул руку. – Сергей Ростовский, помощник генерального директора по экономическим вопросам одной из московских фирм.

Доктор ответил крепким рукопожатием и в свою очередь представился.

– Николай. Осипов Николай, хирург Огневской городской больницы.

– Что ж, официальную часть церемонии можно считать законченной.

Пётр, вернее, Сергей Ростовский, внезапно расхохотался.

– Ты чего, мужик? – уставился на него доктор.

– Да понимаешь, – сквозь смех отвечал Сергей, – я ведь до сих пор понятия не имел, что тебя Николаем зовут. Всё доктор да доктор. Даже неудобно как-то.

Доктор открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но не удержался – и тоже расхохотался.

Когда на шум прибежала дежурная медсестра, она решила, что и у доктора, и у пациента поехала крыша. Причём, капитально.

Глава четырнадцатая

До прибытия поезда оставалось десять минут. Сергей Ростовский и Николай Осипов стояли на платформе и молча курили. Говорить ни о чём не хотелось.

– Не люблю провожать, – нарушил молчание доктор. – Нудное это занятие, словно клещами душу из нутра вытаскивают.

Стояло начало июня. Сергей к этому времени окончательно поправился и даже успел загореть. Его неудержимо тянуло домой, к жене и дочке, которых он не видел уже около года. Да, почти год минул со дня его исчезновения. Как они его примут? Наверное, уже давно вычеркнули из списка живых. Сердце бешено колотилось в груди, когда он представлял, как входит в подъезд своего дома, как поднимается по лестнице, как нажимает до боли знакомую кнопку звонка, как дверь открывается… Дальше его воображение буксовало. Сотни раз он прокручивал в голове эту картину, но так и не мог решить, кто же ему откроет дверь – дочь или жена? А если дома никого не окажется? Ведь у него даже ключа от собственной квартиры нет.

Где-то пробило двенадцать пополудни. Сергей очнулся от своих дум.

Поезд опаздывал.

Доктор был мрачен и печален, в глазах, предательски блестевших, таилась тоска. Сергей прекрасно понимал состояние своего друга и от души жалел его. Ему и самому было жаль расставаться с этим чудаком, но он знал – впереди его ждала встреча с самыми родными, самыми близкими ему людьми.

– Не горюй, Николай, – похлопал он доктора по плечу, – не на век прощаемся. Свой московский адрес я тебе оставил, приезжай, как только выберешь время. Надеюсь, не заплутаешь в Москве-то?