Далеко не близко
Шрифт:
В тот вечер мистер Партридж обедал вне дома. Он не мог вновь подвергать себя острому язычку Агаты. Позже он сможет удобно ее где-нибудь разместить и по мере возможности избегать. Пообедав, он обошел бары на Стрипе и играл в приятную игру “если бы они только знали, кто сидит перед ними”. Он чувствовал себя Гарун-аль-Рашидом, и ему нравилось это теплое чувство.
По пути домой он купил на перекрестке номер утренней “Таймс” и задержался на обочине просмотреть его. Он ожидал сенсационных заголовков о загадочном убийстве, поставившем в тупик полицию. Вместо этого он прочел: “Секретарь зарезал нанимателя”.
После минутного потрясения Великий Харрисон Партридж вновь стал самим
То, что за ваше преступление заплатит другой, сделает безупречное убийство только безупречнее. А если штат решит избавиться от Саймона Аша в газовой камере [52] ... Да, штат ведь поможет решить проблему с Фейт.
52
В начале 20 века в Калифорнии, как и еще в ряде других штатов США, в основном на западе страны, в качестве способа смертной казни был введен не электрический стул, а газовая камера.
Мистер Партридж поехал домой удовлетворенным. Можно было переночевать на койке в мастерской и не видеть Агату. Включив свет, он замер.
Там стоял человек. Около машины времени. Необычной большой машины. Чувство сверхчеловеческой самоуверенности наполняло мистера Партриджа, но его было легко подорвать подобно тому, как огромной воздушный шар достаточно лишь немного кольнуть булавкой, и он сдуется. На мгновение он представил себе ученого специалиста из полиции, вычислившего его метод, выследившего его досюда и обнаружившего его изобретение.
Затем фигура повернулась.
Ужас мистера Партриджа ослаб, но не сильно. Ибо этой фигурой был сам мистер Партридж. Плавая в ночном кошмаре, он подумал о доппельгангере [53] , о “Вильяме Вильсоне” По, о распавшихся личностях вроде доктора Джекила и мистера Хайда. И тут второй мистер Партридж, громко закричав, бросился вон из комнаты, а вошедший в нее мистер Партридж рухнул на пол.
Взлеты и падения неизбежно чередуются. Неумолимым следствием восторга мистера Партриджа стала кромешная тьма. Успешно совершенное убийство, страсть к Фейт, вечер в роли Гарун-аль-Рашида — все исчезло, оставив его жалким ползающим существом, охваченным двойным страхом безумия и разоблачения. Он услышал в комнате жуткие звуки и только через несколько минут понял, что это его собственные рыдания.
53
В литературе эпохи романтизма, в частности у Э. Т. А. Гофмана и Э. По (в новелле “Вильям Вильсон”), — двойник человека, преследующий его, отражение его темной стороны.
Наконец, он поднялся на ноги. Он вымыл лицо холодной водой из раковины, но ужас все еще терзал его. Только одно могло его успокоить. Только одно могло убедить, что он — Великий Харрисон Партридж. И это была его благородная машина. Он потрогал ее, погладил, как прекрасную, горячо любимую лошадь.
Мистер Партридж нервничал и выпил больше, чем позволяли его бережливые традиции. Его рука коснулась переключателя. Он поднял глаза и увидел, что входит в дверь. Он громко крикнул и бросился вон из комнаты.
Освеженный холодным ночным воздухом, он медленно понял все. Он случайно отправил себя в тот момент времени, когда входил в комнату, так что, войдя, увидел себя. Больше ничего не было. Но он осторожно пометил в уме — всегда
Мистер Партридж почувствовал себя лучше. Так он испугался сам себя? О, он не последний, кто будет трепетать от страха перед Великим Харрисоном Партриджем.
Фергюс О'Брин, сыщик, рекомендованный — если можно так выразиться — лейтенантом полиции, помещался в ветхом старом здании на углу 2-й улицы и Спринг-стрит. В приемной, помимо Фейт, были двое, кого она постаралась представить клиентами. Один выглядел самым облезлым бездельником Скид-Роу [54] , а элегантный беспорядок другого не мог указывать ни на что, кроме принадлежности к нижней прослойке верхних слоев Голливуда.
Сыщик, наконец увиденный Фейт, был ближе в своем костюме ко второму посетителю, но носил спортивную одежду не как знак касты, а как будто ради удобства. Это был худощавый молодой человек с острыми чертами лица и ярко-рыжими волосами. Заметнее всего были его глаза — ярко-зеленые и полные бесконечного любопытства. Они заставляли чувствовать, что он не завершит работу, не удовлетворив этого любопытства.
54
Район Лос-Анджелеса, считающийся основным в городе пристанищем бездомных.
Сыщик молча выслушал рассказ Фейт, не двигаясь, даже чтобы что-то пометить. Он был внимателен и заинтересован, но настроение Фейт упало, когда она заметила, что любопытство в зеленых глазах сменяется безнадежностью. Когда она закончила, он встал, закурил и стал расхаживать по узенькому кабинетику.
— Мне так лучше думается, — извинился он. — Надеюсь, вы не против. Но о чем мне думать? Послушайте, вот что вы мне сообщили. Ваш молодой человек, этот Саймон Аш, был с хозяином в библиотеке один. Дворецкий услышал крик. Постучал в дверь, попытался войти, но не тут-то было. Аш отпирает дверь изнутри. Полицейский обыск позже показывает, что все остальные двери и окна тоже заперты изнутри. А на орудии убийства — отпечатки Аша. Дорогая мисс Престон, для любого жюри это лучше письменного признания.
— Но Саймон невиновен, — настаивала Фейт. — Я знаю его, мистер О'Брин. Невозможно, чтобы он совершил подобное.
— Я понимаю ваши чувства. Но что, кроме них, у нас есть? Не говорю, что они ошибаются, но пытаюсь показать вам, как на это посмотрят полиция и суд.
— Но у Саймона не было причин убивать мистера Харрисона. У него была хорошая работа. Она ему нравилась. Мы собирались пожениться. Теперь у него нет работы и... и нет ничего.
— Согласен. — Детектив продолжал расхаживать по комнате. — Вот единственный пункт, который у вас есть — отсутствие мотива. Но до сих пор обвинительные приговоры выносились и без мотива. И вполне верные. Убийцы не всегда рассуждают, как рациональные люди. Мотивом может быть что угодно. Самое возмутительное и захватывающее со времен Ландрю французское убийство было совершено из-за не работавшего в то утро электрического тостера. Но оставим мотивы. Мистер Харрисон был богатым человеком, кому отходят все эти деньги?
— Саймон помогал составлять ему завещание. Все уходит библиотекам, фондам и подобным учреждениям. Конечно, немного слугам...
— Не слишком это меняет дело. А близкие родственники?
— Его отец еще жив. Он ужасно старый. Но такой богатый, что глупо ему что-нибудь оставлять.
Фергюс прищелкнул пальцами.
— Макс Харрисон! Конечно. Престарелый барон-разбойник, мягко говоря, уже десять лет как должен помереть. И оставить горстку миллионов. Вот вам и мотив.
— Какой?