Дальние края

Линь Ван

— Кук? — удивилась Хоа.

— Ну да…

— Не-е-ет… — задумчиво покачала головой Хоа. — Кук — это имя для девочки. Вам оно не к лицу. А вот Ли Тхыонг Киет, кажется, подходит. Скажите, пожалуйста, вы пионер?

— Да.

— Ну так надо попросить отряд, чтоб вам официально сменили имя. Знаете, из древних героев мне как раз больше всего нравится Ли Тхыонг Киет. Не только своими подвигами, а чисто человеческими чертами —

благородством, великодушием, справедливостью.

— Да я не знаю… — Кук покраснел до ушей.

Было в этом мальчишке что-то очень располагающее — то ли естественность и простота, с которыми он держался, то ли неожиданная его застенчивость. Так или иначе, Хоа он очень понравился.

— Скажите, вы ловите птиц? Наверно, устраиваете птичьи бои? [37] — решила она продолжить беседу.

— Да нет… Я только еще учусь птичьей ловле. И то в каникулы. У меня раньше очень хорошая птица-привада была, так ее украли. Эта горлинка не моя — дяди Та. Вот кто настоящий птичий профессор! А ловит их как! Он с пустыми руками из лесу никогда не возвращается — не птицу, так змею или удава, а то и лису принесет.

37

Издавна во Вьетнаме петушиные бои и бои других птиц были излюбленным развлечением.

— Да? Здорово! А как он их ловит?

— Силки расставляет. Он-то меня и учит…

— Вот как? Это просто прекрасное дело.

Кук еще больше воодушевился и решил, что Хоа понимает толк в жизни.

— Неплохое дело, — с достоинством подтвердил он, — да и прибыльное. Птица-привада стоит тридцать донгов, не меньше.

— Целых тридцать донгов? — изумилась Хоа.

— А ты думала! Здесь ведь каких только птиц нет! И певчих много. Есть даже певчие дрозды. Как запоет, заслушаешься, что твой соловей. Но я лично соловьев больше люблю. С ними можно ведь и бои устраивать. Ух и дерутся они, страсть! У них вёсь лес на участки поделен. Известно, значит, где чьи владения. Стоит одному перепутать, забраться куда не надо — и пошла драка.

— Как вы много знаете о птицах! — В голосе Хоа звучало неподдельное восхищение.

— Ну, а ты… как тебя… ты любишь птиц? — снисходительно спросил Кук. Сказать по правде, похвалы «чистюли» были ему приятны.

— Меня зовут Хоа. Раньше… теперь я очень люблю… — покраснела Хоа. — Понимаете, — добавила она извиняющимся тоном, — ведь Хайфон такой большой город, там и птиц-то нет, одни воробьи…

— Ну ладно. — Кук почувствовал прилив великодушия. — Так и быть, поймаю для тебя птицу. Соловья там или дрозда, кто попадется.

— Ой, вот спасибо вам!

Мальчишка-подстрекатель презрительно фыркнул, дав выход накопившемуся негодованию.

— Ха! Сам-то за целую неделю ни одной птицы не поймал!

Хоа вспомнила о его присутствии и обернулась к нему: нехорошо быть невежливой.

— А тебя как зовут? Ты тоже любишь птиц?

— Не ваше это дело! — отрезал он. — Позор Ли Тхыонг Киету! Спасовал перед какой-то девчонкой!

Произнеся

свою гневную тираду, он немного смягчился.

— Вы спросили, люблю ли я птиц, — с достоинством обратился он к Хоа и, задрав рубашку, показал шрам на груди. — Вот подтверждение моей любви к птицам. Это я с высоченного дерева упал и напоролся на сук, когда гонялся за ними.

Между тем солнце поднялось уже совсем высоко, заливая яркими лучами сочно-зеленые листья кофейных деревьев, трепетавшие под набежавшим ветром.

Откуда-то издалека донесся голос отца, искавшего Хоа.

— Папа-а! Папочка! Я здесь! — обрадованно закричала Хоа, сложив рупором руки.

— Ты чего, боишься заблудиться? — спросил Кук и загнулся, чтобы собрать силки. — Не бойся, я отведу тебя к отцу.

Глава VII

Так вот, значит, у Ни Ай какая мама! Сбор отряда обсуждает поход на уборку арахиса.

Кук просит разрешения изменить имя.

За эти дни Хоа успела привязаться к маленькой Ни Ай. Правда, иногда малышка очень досаждала Хоа своими капризами, но такой славной девчушке многое можно было простить. Хоа с беспокойством думала о том, что скоро вернется мама Ни Ай и заберет ее к себе. Скучно здесь будет без забавного Лягушонка!

Маму Ни Ай звали тетя Хань. Папа говорил Хоа, что тетя Хань их землячка. Хоа слышала от взрослых, что женщины на родине у них славятся своей красотой и представляла маму Ни Ай писаной красавицей. Она, конечно, высокая и стройная, с нежной кожей и длинными волосами. И ходит легко и плавно…

Тетя Хань вернулась неожиданно.

После обеда Хоа и Ни Ай легли спать. Ни Ай, как всегда, уснула сразу, а Хоа только стала засыпать, как вдруг отворилась дверь и вошла тетя Хань. Хоа хотела было встать, но застеснялась и передумала. Прикрыв глаза и притворившись спящей, она из-под ресниц следила за гостьей.

Тетя Хань, видно, очень соскучилась по своему Лягушонку, потому что прямо с порога бросилась к кровати.

— Не надо, пусть поспит, — остановил ее отец Хоа. — Что за нетерпение такое? Всего месяц была в отлучке, а посмотришь — будто вы сто лет не виделись.

— Да, уж конечно, мне далеко до твоей железной выдержки, — улыбнулась тетя Хань, но не стала будить Лягушонка. — Я так по ней соскучилась! — Счастливая улыбка не сходила с ее лица. — Сколько раз просилась домой хоть на денек, да где там.

Ага… Вот, значит, как мамы любят своих дочерей! У Ни Ай нет папы, он погиб во время наводнения года через два после переезда в госхоз, успел спасти много людей, а сам утонул. Но зато у нее есть мама…

Как-то давным-давно, когда Хоа училась еще в первом классе, отец приехал в школу ее навестить. Хоа похвалилась, что умеет теперь и шить, и вышивать, и показала свое платье, которое она починила. Он взглянул на неумелые, неровные стежки и вздохнул:

— Если бы у тебя была мама…