Дальние края
Шрифт:
— Правильно, нечего таскать общественный арахис! — крикнул кто-то.
— Пускай отдаст орехи! — поддержал другой, тоже не разобравшись, в чем дело.
Заручившись сторонниками, Нгок поднял вверх худую, как плеть, руку и торжественно провозгласил:
— Надеюсь, все понимают ценность арахиса как технической культуры номер один. Незаконное присвоение…
Этого Хоа уже не могла вынести. Она рывком сунула руку в карман и вывернула его наизнанку. Несколько орешков выпали оттуда на землю.
Нгок
И тут как раз подбежала Минь. Спросив у ребят, что случилось, она с возмущением накинулась на Нгока:
— Как тебе не стыдно! Перестань сейчас же!
Обычно тихая и молчаливая, Минь разозлилась не на шутку. Это бросилось всем в глаза.
— Да я… — растерялся Нгок, но Минь не дала ему договорить.
— Эх, ты! Молчал бы лучше! Ребята, послушайте! Хоа с самого начала ни единого орешка не съела. В перерыв она предложила мне пройтись по грядкам, подобрать потерянные орехи для маленькой Ни Ай.
Нгок взмахнул было рукой, собираясь ей возразить, но вдруг его ухватил за запястье Кук.
— Эй, Чан Хынг Дао, — сказал он насмешливо, — что это у тебя на губах налипло? Ты ведь больше всех арахиса съел, вон даже шелуха пристала. А еще других стыдишь!
Нгок вздрогнул и быстро отер рот. Ребята расхохотались.
— Ну как, теперь чисто? — спросил он и расхохотался вместе со всеми.
Но тут среди общего смеха послышался чей-то плач. Это, не в силах больше сдержаться, заплакала Хоа.
Глядя на нее еще минуту назад, никто бы не подумал, что она может заплакать. А сейчас она плакала горько, навзрыд.
Глава IX
Хоа бросила все и ушла, не дожидаясь конца работы.
Она шла по дороге и плакала. Следом, уговаривая ее, бежала Минь.
— Хоа! Вернись, пожалуйста, Хоа! Не обращай ты на Нгока внимания, мы ведь все за тебя!
Но уговоры не помогали. Минь в конце концов остановилась и долго еще смотрела вслед удаляющейся Хоа.
Наступил полдень. Зной, и без того невыносимый, усиливался. Было очень душно. Окружавшие долину холмы застыли в раскаленном мареве. Жара, казалось, стекала по склонам холмов сюда, в долину, затопляя деревья, дома, тропинки. Все живое попряталось. Лишь изредка в небе пролетала одинокая глупая птица, да как ни в чем не бывало трещали цикады.
Хоа, облокотившись на подоконник, уныло глядела на улицу. Был час послеобеденного отдыха, но ни ей, ни отцу не спалось. И, пожалуй, не жара была тому причиной. Каждого по-своему встревожило утреннее происшествие.
—
— Я тебе верю, — успокаивал отец. — Знаю ведь, ты ничего плохого не сделаешь.
— Ты-то мне веришь, ну, а ребята? Они думают иначе.
— Правильно. — Отец подошел к ней и ласково пригладил ее мягкие черные волосы. — То, что я тебе верю, еще не все. Нужно, чтоб и ребята тебе так поверили. Вы должны понять друг друга. А для этого тебе надо побольше общаться с ними, завести друзей. Ну-ка скажи, с кем ты здесь подружилась?
— С Минь, Ли Тхыонг Киетом и Ни Ай…
— Что за Ли Тхыонг Киет?
— Это его так ребята прозвали, а вообще его зовут Кук.
— A-а, знаю, отец его работает в первой бригаде. Где же вы с ним познакомились? Уж не он ли принес тебе эту птицу?
Отец показал на клетку, висевшую над крыльцом.
— Он. Я его встретила, когда мы с тобой ходили в Шон-фаунг. Помнишь, я тогда заблудилась…
— Ну и что ты о нем думаешь? Да и о других тоже?
Хоа на секунду задумалась.
— Кук очень вспыльчивый, но прямой и, по-моему, смелый, Минь очень добрая. Ну, а про Ни Ай ты сам знаешь, она хорошая, только вот капризуля и попрошайка.
— Видишь, ты ведь давно уже здесь, а знакомых у тебя мало. Большинства ребят ты не знаешь, и они тебя тоже не знают. Что ж удивительного, если они неправильно тебя поняли?
Хоа резко повернулась к отцу.
— Нет, папа! Нгок как раз меня правильно понял. Он просто подло мне мстит.
— Мстит? Ты что, поссорилась с ним? — удивился отец.
— Ни с кем я не ссорилась. Но тогда, в библиотеке, я сказала, что стыдно быть нескромным. Он хвалился, что он все равно как Чан Хынг Дао.
— Ты, кажется, говорила, что он хорошо читает стихи?
— Да, стихи у него здорово получаются…
— Но ведь ты тоже любишь стихи! Я думал, это поможет вам лучше понять друг друга и подружиться.
Но Хоа не дослушала его. На крыльце показалась чья-то высокая фигура, и Хоа с радостным криком бросилась к дверям.
— Дядя Тоан! Где же вы так долго пропадали? Совсем про меня забыли!
Дядя Тоан засмеялся, снял свою кепку и нахлобучил ее на голову Хоа.
— Ну вот, сразу критику наводишь! Это тебя ругать надо. Я-то на работе целыми днями занят. У нас каждый должен работать за двоих, а то и за троих. Только тогда мы достойны названия нашего госхоза «Единение». А вот ты все бегаешь туда-сюда!
Неожиданно он дернул кепку за козырек, и она съехала Хоа на нос.
— Она у нас не бегает, все больше дома сидит, до сих пор себя гостем чувствует, — сказал отец.