Дальние пределы человеческой психики
Шрифт:
истинности их мироощущения, данного им в откровении. Да, это своего
рода постижение истины - для них. Но и многим из нас знакомо это
чувство искренней убежденности в том, что перед нами открывается
истина - когда нас настигают мгновения откровений.
Однако человек три тысячи лет пишет свою историю и за это время уже
успел понять, что одной убежденности в истине недостаточно, -
необходимо некое внешнее подтверждение этой
какая-то методика верификации, некий прагматический тест, некая мерка;
мы должны подходить к этим откровениям с некоторой долей осторожности,
хладнокровия и сдержанности. Слишком многие духовидцы, провидцы и
пророки чувствовали абсолютную убежденность и заражали ею окружающих,
но впоследствии бывали посрамлены.
В известной степени это разочарование - разочарование в личных
откровениях - способствовало рождению науки. С тех пор и по
сегодняшний день официальная, классическая наука отметает откровение и
озарение, как не заслуживающие доверия.
Слияние действительного и ценностного
119
Так случилось, что именно мы - психологи и психиатры - оказались
первыми у истоков новой эры в науке. Психотерапевтический опыт
вынуждает нас повседневно сталкиваться с озарениями, высшими
переживаниями, безысходным отчаянием, прозрением и экстазом, как на
примере наших пациентов, так и на собственном опыте. Для нас все эти
переживания стали обычными, и мы уже можем утверждать, что хотя бы
некоторые из них несут в себе черты достоверности.
Пусть химик, биолог или инженер обескураженно разводит руками, в
очередной раз сталкиваясь с вечно новым открытием, что истина
рождается именно этим, вечно новым способом: внезапно, в момент
озарения, как взрыв, проламывая стены, преодолевая сопротивление,
преодолевая страх провидца. Для нас это работа; наш долг - испытывать
опасные истины, истины, испытующие нашу самооценку.
Холодный скептицизм ученого неоправдан даже по отношению к холодной
объективной реальности. Сама история науки, во всяком случае биографии
великих ученых, являют собой и дивный эпиграф внезапного,
экстатического постижения истины, и трудную повесть о медленном,
тщательном, постепенном подтверждении ее другими людьми, чья работа
так же отлична от полета мысли первых, как труд скарабея отличается от
свободного парения орла. В связи с этим мне вспоминается, как Кеккуле
увидел во сне кольцеобразную
Бытует расхожее мнение, что суть науки заключается в накоплении
достоверных данных, в подтверждении истинности гипотез и скрупулезной
проверке идей на предмет правильности или неправильности. Но наука в
любом случае также является и инструментом открытия, а значит, ей
следует понять, что благоприятствует инсайту, откровению, прозрению, и
как затем использовать их в качестве научных данных. Другие примеры
подобного миропостижения - я говорю о высшем постижении, об особой
проницательности, приходящей к человеку в момент высшего переживания,
о способности увидеть ранее скрытую истину - можно найти в высшей
любви, в некоторых религиозных переживаниях, в групповой психотерапии,
в интеллектуальных озарениях и глубоких эстетических переживаниях.
Буквально в последнее время у нас появилась возможность валидизации
подобных способов познания. Эксперименты, проводимые независимо в трех
разных университетах, в которых исследовалась возможность лечения
алкоголизма при помощи ЛСД, оказались успешны в пятидесяти процентах
случаев (1). Я отдаю себе отчет в том, что очень скоро мы оправимся от
радости, вызванной этим удивительным достижением, этим нежданным
чудом, и со свойственной человеку ненасытностью примемся требовательно
вопрошать: <А что же те, которые не вылечились?> Но пока я хочу
процитировать письмо, полученное мною от доктора А. Хоффера.
Датировано оно февралем 1963 года:
120
Ценности
<Мы стремились использовать предельные переживания как терапевтический
инструмент. Наши пациенты-алкоголики принимали ЛСД или мескалин,
слушали музыку, подвергались визуальной стимуляции и словесному
внушению, - все было направлено на то, чтобы вызвать у них предельные
переживания. Такой курс лечения у нас прошли более пятисот
алкоголиков, и сегодня я могу сформулировать некоторые общие
закономерности. Первая и основная заключается в том, что большинство
излечившихся алкоголиков испытывали предельные переживания. И
наоборот, из тех, кто не испытывал таковых, не излечился практически
ни один.
Кроме этого, у нас появились серьезные данные, позволяющие говорить о
том, что аффект является главным компонентом предельного переживания.