Дальний поход
Шрифт:
«Генрих» снисходительно расхохотался:
– Ну, это у вас нет, а у нас… как это по-вашему… завсегда пожалуйста!
– Что, правда есть? – заинтересовался немец. – Без обману?
– Когда я тебя, друже Ганс, обманывал?
– Поди, мухоморы какие-нибудь, – Штраубе все никак не мог поверить своему счастью.
– Может, у кого и мухоморы, – довольно покривил губы колдун. – А у меня – ягодки! Черника, малина, смородина… Сейчас в котелке водицею разведем!
– Так а это… еще ж настоять надо! Дня три, не меньше.
– Какие три дня?! Тут же все и сладим. Я, друже Ганс, шаман или нуеров хвост?
Не
Рыбки еще подловили, костерок развели – и понеслось…
– Ну, други, за встречу!
– За вас!
– За тебя, друг Генрих! Эх, хороша бражица… Что ж ты раньше-то не говорил, что так вот умеешь?
– Так вы не спрашивали.
– Хм… и правда не спрашивали. Знаешь, Генрих, – как-то и не подумали даже. Слушай… фройляйн свою позови, чего она там одна… Даже вон ящер твой – и тот рядом крутится, кости рыбьи грызет, а она все же – девушка. Поди, скучно.
Колдун было вскинулся:
– Негоже честной девице…
Но сразу махнул рукой:
– Да, правда и есть – чего ей там, на отшибе. Кто тут видит-то? Эй, эй, Сертако, милая… иди к нам, посиди… Только, чтоб на мою подругу не пялиться!
– Да что ты, друг Генрих, такое говоришь? Когда это мы…
– Да я не вам… Есть тут один…
Енко Малныче скосил глаза на скромно хлебавшего ушицу Нойко.
– Я тебе, чудо!
Мальчишка едва не подавился рыбиной:
– А я что? Я ничего…
– Ничего? А кто вчера на реке за Сертако подсматривал? Когда она купалась, а? Руки бы дрянные твои оторвать!
– Ну, подсматривал, – ничуть не смутился Нойко. – Так как же иначе-то? Разве ж я виноват, коли наша Сертако-нэ такая красивая, такая… прямо не отвести глаз!
– Вот ведь хвост нуеров! – расхохотался колдун. – Знает, что сказать.
– За такую красоту неплохо б и бражки выпить!
– Что-о?! Ах, тебе еще и бражки налить?
– Налить, мой господин, а как же! Разве можно за красу такую не выпить? Никак нельзя!
– Тюлень похотливый! Нерпы глупой зад! Ладно… пей.
Приподнявшись, Нойко Дрянная Рука сноровисто черпанул из котла бражку большим березовым туесом и, не дожидаясь никакого тоста, выпил… рыгнул, довольно погладив себя по животу:
– Вот ведь славно-то, а! Всегда знал – ягодная-то бражка куда лучше мухоморовки!
И снова полез с туесом в котел… в отличие от своего напарника – тощего Ясавэя. Тот пил совсем мало, все сверкал глазами, а потом и вовсе отправился спать в дальний шалашик.
Заметив это, атаман подозвал Семку:
– За пареньком худым проследи. А бражки после попьешь, оставим.
– Сделаю, господине, ага…
– Стой! А ты какую песню-то слышал? – неожиданно вспомнил Иван. – Ну, тогда, когда кругами бродили.
– Ммм… – Короедов задумался. – Про купца удалого пели.
– Про купца?! А голоса были…
– Женские, господине. Девичьи.
Ясавэй теперь не знал, что и делать! Укрывшись в шалаше, яростно грыз ногти, думал. С одной стороны – нужно было обязательно отомстить белокожим дикарям, за разрушенное селение, за убитых, за поруганных и уведенных в рабство женщин, за все! С другой стороны – господин Енко Малныче, похоже, с этими бледнокожими знался, вон, какой устроил пир. Не-ет,
Честно сказать, эти ли дикари разрушили родной Яранверг или какие другие, Ясавэй точно не знал – все бледнолицые для него пока на одно лицо были. Страшные – истинно демоны – глазищи круглые, как у птицы, носищи – во! Ужас! Однако колдовство бледнолицые плохо знали, хотя, как выяснилось – шаманы были и у них. Один – из лесных людей, видно, другой – волосатый, страшный, с оберегом из перекрещенных полос.
О, великий Нга-Хородонг! Там же, когда… когда эти бледнолицые демоны разрушили Яранверг… ведь они бы не справились сами, не сняли б заклятья, не разрушили бы колдовство, ведь им помогли… помогла… та курносая девка, которая… Предательница! От нее все зло! Вот кого б убить, казнить лютой смертью! Из-за нее угнали в полон Ябтако, ясноглазую сестренку, из-за нее потом казнили напарников из дозора – кареглазого Явлико и рыхлотелого задаваку Вавлю. Казнили страшно – сварили в котле живьем! Как предателей… ее бы, курносую ведьму, так. Она ведьма, да… пусть, может, и не такая сильная, как славный господин Енко, но… Усыпила, отвела глаза! Гнусная нерпичья задница! Мразь!
Те, кто пришел из Даргаяна, тоже хороши! Опоздали, защитнички, а, скорее, просто специально не торопились – зачем? Потом разбираться не стали, на Великом Сядэе виноватых быстро нашли. Все, кто в живых остался, кого в полон не увели – те и предатели, ясно. В рабство всех, а кого – и казнить… как Явлико, Вавлю… Казнили б и Ясавэя, кабы вовремя ноги не унес. Повезло, что сильных колдунов в Даргаяне не было, а столичные лишь указания слали, сами не ехали – охота им тащиться в такую даль? А даргаяновцы и рады стараться – разобрались якобы, наказали кого попало, кто подвернулся под руку, гонца с отчетом послали – все хорошо. Хвосты нерпичьи! Шкуры!
Им бы тоже отомстить… Отомстить… и тем, и этим, и… Что же, выходит – всему миру?
– Не, друг мой Ясавэй, всему миру никак не удастся! Скорей, сам сгинешь.
– Э-э!!! – парень дернулся, высунул голову из шалаша. – Дрянная Рука, ты зачем тут?
– Спать… это… пришел! – икнув, пьяно улыбнулся Нойко. – Давай, подвигайся.
– А что ты в мой шалаш?
– Так вместе же строили… не так?
– Так… Ты зачем мои мысли читаешь, длинношеев хвост?
– Сам ты хвост! – отрок обиженно поджал губы. – Это не я читаю, это ты слишком громко думаешь! Однако… не переживай, я тебя не выдам, мы ж с тобой – друзья.
– Друзья… да… – несколько успокоился бродяга с севера. – Так ты молчи!
– Клянусь упряжкой Темуэде-ни, чтоб ему сдохнуть… ой… чтоб мне сдохнуть… чтоб… Клянусь! А что до твоей мести… Я так думаю – на всех-то тебя не хватит, ага. Так ты выбери главного, кто больше других в обидах твоих виноват. Ему и мсти.
– Ей…
– Что ты сказал, друг?
– Так… умный ты, говорю… даже слишком.
– Не бывает много рыбы в котелке, и много ума – тоже! – залезая в шалаш, важно заявил Нойко.