Дама с рубинами. Совиный дом (сборник)

Марлитт Евгения

Он подкрутил длинные, сильно накрашенные усы своими бледными, выхоленными пальцами. Он знал, что лук натянут, стрела нацелена, требовался только импульс, и бедное сердце будет убито. «Сделано невозможное», – как любил говорить Пальмер. Это было необходимо и давно пора: дружба становилась слишком крепкой, герцогиня обращалась с ним еще презрительнее, чем прежде, и он знал, откуда дует ветер. Пальмер очень хотел, чтобы стрела задела и ее. Смешно, когда Берг говорит, что маленькая принцесса боится за герцогиню, – такие натуры удивительно умеют приспосабливаться.

Великолепная мысль выбрать маленькую, страстную

принцессу, чтобы спустить тетиву. «Удивительно, удивительно! – с восторгом восклицал он, расхаживая по комнате. – Только женщина могла придумать это. Успех будет ошеломляющий, прелестная Клодина! Залы резиденции не увидят вас больше, вы станете безвредны. Лотарь не думает о ней, этот высокомерный дурак все гоняется за принцессами… Для меня загадка, как Берг додумалась до такого. А герцог пусть мечтает о ней сколько ему угодно: если у ее высочества появятся подозрения, то его любовь не поможет – придется расстаться! Кто потом получит милость у герцога, будет зависеть уже от меня. Берг еще довольно красива, а старая любовь не умирает. Она по-прежнему любит его и вполне впишется в мои планы».

Бесконечный ряд блестящих успехов предстал перед глазами Пальмера и прежде всего – привлекательный титул гофмаршала.

Генерал фон Эльбенштейн, исполнявший также и обязанности обер-шталмейстера, был стар и вряд ли мог долго прожить. Пальмер уже несколько месяцев занимался делами вместо него, а герцог недавно сказал ему несколько многообещающих слов. Пальмер, конечно, не сомневался, что многие из придворных попортят себе кровь от досады, когда он, иностранец, так сказать, подобранный его высочеством на улице в Каире, получит это место. Он улыбнулся и просвистел несколько тактов популярного марша. «Вам недолго придется ждать, господа: я хочу наслаждаться жизнью, пока могу». Ему представился Париж и маленький отель на Елисейских полях. И свобода от герцогской службы! А Алиса? Ну, может быть, и она станет жить вместе с ним, может быть…

Он взял шляпу и пошел к столу. Там ротмистр бросал персики в вино – были получены первые чудесные фрукты из герцогских оранжерей.

Клодина оставила карету у въезда в липовую аллею Нейгауза – она хотела незамеченной пройти в комнату Беаты.

Избегая вестибюля, она вошла в заднюю дверь, скользнула в коридор и тихо постучала в дверь гостиной. В комнате раздались шаги, и дверь отворилась.

– Это я, Беата, – прошептала она. – Не помешала тебе? Я только на минутку.

– На самом деле ты! – воскликнула кузина и провела ее по темной комнате к стулу.

– Оставь, – отказалась девушка, – я только зашла сказать, что все-таки послезавтра приеду, если позволишь.

Беата искренне рассмеялась и поцеловала ее в лоб.

– Ну, – крикнула она в темноту, – кто был прав, Лотарь? Моя поездка оказалась ненужной!

Клодина испугалась. От окна отошла фигура.

– Герцогиня приказала, – сказала она, запинаясь.

– Это чрезвычайно любезно со стороны ее высочества, – слегка охрипшим голосом отозвался Лотарь. – Герцог только что оказал мне честь также взять назад свой отказ.

Клодина задрожала и схватилась за спинку стула, но не промолвила ни слова. Какое неприятное совпадение…

– Садись же, – сказала Беата, – мы теперь совсем не видимся и даже не слышим ничего друг о друге. У меня,

понятно, мало времени, но раз ты тут, то помоги мне сообразить, как рассадить приглашенных за стол. Ведь я никого из них не знаю.

– Извини, Беата, но у меня немного болит голова и экипаж ждет, – ответила Клодина и собралась уходить. – Устрой торжество по жребию, – прибавила она, почувствовав, что не следовало бы отказывать Беате в этой маленькой просьбе.

– Конечно, – согласился Лотарь, – может быть, случай выдаст счастливый билет и исполнит благочестивые желания… Могу я проводить вас до кареты?

Беата действительно была недовольна. Она осталась в комнате.

Лотарь, не говоря ни слова, пошел рядом с взволнованной молодой девушкой через вестибюль в сад.

В замке весь первый этаж был освещен. Принцесса Елена любила свет, много света. Она рано встала из-за стола, чтобы «примерить костюмы». Свет, падавший из окон, освещал темные деревья. Липы одурманивающе пахли. Вечер был сырой, тусклый месяц прятался за тучами. Они быстрыми шагами шли вперед. Вдруг невдалеке скользнула какая-то тень, за ней другая. Лотарь не заметил этого, но Клодина невольно остановилась.

– Вы ничего не видите? – боязливо спросила она.

– Нет, – ответил Лотарь.

– Значит, мне показалось, – сказала девушка и ускорила шаг. Возле кареты она холодно пожелала ему спокойной ночи и уехала. Шум колес стих в молчаливом парке, когда Лотарь, долго смотревший вслед экипажу, пошел по тропинке в лес, как будто хотел там найти успокоение.

– Алиса! – страстно прошептала принцесса Елена. – Алиса, он поехал с ней!

– Ваша светлость, это обязанность кавалера.

– О, я не перенесу этого, Алиса! Что она делала здесь? Зачем приезжала? Алиса, да скажите же хоть слово!

Взволнованный шепот принцессы перешел в громкий говор.

– Но, боже мой, ваша светлость, – начала дама медленно, как будто не могла найти слов от удивления, – что я могу сказать? Я сама поражена и смущена.

Принцесса выбежала за ворота парка. Там стояла старая каменная скамейка, она опустилась позади нее на колени и стала ждать возвращения барона. Голос фрау фон Берг напрасно раздавался в темном саду. Наконец она пошла к себе наверх и с улыбкой остановилась перед зеркалом, кокетливо накинув на голову платок от костюма итальянки, в который собиралась нарядиться на предстоящем вечере.

Принцесса вернулась через несколько часов, бледная, с заплаканными глазами.

Глава 19

Праздник в Нейгаузе был в полном разгаре. Вечер был таким тихим и теплым, что даже герцогиня могла оставаться в парке. Пурпурные занавески палатки, устроенной рядом с площадкой для танцев, подобрали, и она сидела там в удобном кресле, окруженная дамами и кавалерами. Странное освещение, вызванное слиянием лунного света с огнями бесчисленных фонарей, делало ее лицо бледнее обычного, а блестящие глаза под кружевной мантильей, приколотой бриллиантовыми булавками, казались еще больше. На ней было короткое, цвета граната платье с андалузской кружевной оборкой и вышитым золотом лифом, под ногами лежала белая пушистая медвежья шкура, на маленьких атласных туфлях блестели бриллианты. Она была красива сегодня, знала это сама и видела в глазах герцога, и потому была счастлива.