Дань псам
Шрифт:
В тело угодило очередное лезвие. Он упал.
Селинд встала над ним.
Он смотрел в темные, блестящие глаза.
Через мгновение Нимандер опустил меч. Умирающий Бог прав — это бесполезно. — Покажись, проклятый трус!
Араната вдруг оказалась рядом. — Его нужно призвать, — заявила она.
— Хочешь, чтобы он открыл нам свое имя?
Умирающий Бог закричал: — Кто здесь? КТО ЗДЕСЬ?!
— Я та, — сказала Араната, —
— Ты меня не знаешь. Откуда тебе знать!
— Я знаю твой путь. Знаю, что ты говорил на дне Бездны с тем, кого звали Хохолком. И ты решил, что сможешь так же. Сможешь сделать себе тело. Из дерева, веток или глины…
— Ты не знаешь меня!
— Она отбросила тебя. Не так ли? Бросила за спиной кусок. Слабый, подобный ребенку. Позабытый.
— Ты не можешь знать… тебя там не было!
Араната нахмурилась: — Да, меня там не было. Но… земля трепещет. Дети проснулись. Велика была нужда. Ты был ее частью… которую она сочла лишней.
— ОНА ЗАПЛАТИТ! А ДЛЯ ТЕБЯ — ТЕПЕРЬ Я УЗНАЛ ТЕБЯ! — ДЛЯ ТЕБЯ УЖЕ ПОЗДНО!
Араната вздохнула. — Супруг, на крови присягнувший Ночной Стуже, — произнесла она нараспев, — Теломен Тартено Тоблакай, Беллурдан Пробей-Череп, я призываю тебя. — И она подняла руку, и что-то тут же упало в нее. Потрепанная, уродливая кукла — одна рука оторвана, ноги отрезаны у колен, лицо едва различимо, вроде бы обожжено. Араната поглядела на Нимандера: — Вот ваш Умирающий Бог.
Вокруг них мир таял и рассыпался.
— Он не говорит, — сказал Нимандер, не сводя глаз с увечной куклы.
— Нет. Забавно.
— Уверена, что поймала его, Араната?
Она встретила его взор и пожала плечами.
— Что он имел в виду, говоря, что знает тебя? И как ты сама узнала его имя?
Девушка заморгала и уставилась на куклу в руке. — Нимандер, — зашептала она детским голоском, — как много крови…
Скиньтик подтащил к себе Скола, поглядел в лицо, в распахнутые глаза — и заметил какой-то проблеск жизни. — Скол?
Воин закрутил глазами, пытаясь сосредоточить взгляд, и скривился. Первые слова больше походили на хриплое карканье: — Бля. Чего тебе?
Звуки, движение… Нимандер вдруг оказался рядом, опустился на колени перед Сколом. — Кажется, — сказал он, — мы сумели.
— Как?
— Не знаю, Скинь. Совсем ничего не понимаю.
Скиньтик увидел Аранату, стоявшую подле массивного камня — алтаря. В руках она держала какую-то куклу или марионетку. — А где Десра? — резко спросил он, озираясь.
— Здесь.
Мерзкий дым рассеивался. Скиньтик с усилием сел и попытался поглядеть в направлении голоса.
— Умирающий Бог, — произнесла Араната, — посылал видения своих желаний. Порочных. Однако они источали и сладость.
Из коридора подошли Кедевисс и Ненанда. Они дико озирались, глаза были пустыми, лица опухшими.
— Думаю, мы перебили всех, — сказала Кедевисс. — А может, остальные сбежали. Это не бой был, а бойня. Непонятно…
— Кровь, — буркнул Нимандер, изучая Скола — все еще лежавшего перед ним — с некоторой долей подозрения. — Ты снова с нами?
Скол скривился сильнее. — А где мы?
— В городе под названием Бастион.
Наступило странное молчание. Однако Скиньтик понимал. «Пробуждение нашей чести. Она, растет, утолщается, принимает форму прочной кожи. Что-то гладкое, безжизненное. Мы ждем, пока она не примет на себя вес наших дел.
А потом мы уйдем отсюда».
— А нам еще далеко ехать, — сказал, вставая, Нимандер.
На взгляд Скиньтика его родич — друг — выглядел старше и потрепаннее, чем был. Глаза мрачные, загнанные. Остальные не лучше. Никто этого не желал. Все, что они здесь сотворили… было ради Скола.
— Кровь, — повторил за Нимандером Скол, медленно вставая. Он сверкнул глазами: — Поглядите на себя. Клянусь Матерью Тьмой, вы словно вывалялись в отходах большой бойни. Помойтесь, или я лишу вас своей компании. — Он помедлил. Взор стал суровым, почти жестоким. — Чую убийство. Людские культы — жалкая глупость. Отныне избавьте меня от вашей страсти убивать невинных. Не хочу и слышать, какие преступления вы совершили во имя Сына Тьмы. Да, — тут он оскалился, — ему за многое придется ответить.
Она стояла над ним, крутя и размахивая оружием. Сирдомин глядел на нее оставшимся глазом, ожидая конца. Он почти ни о чем не сожалел. Неудача. Да, его неудача заслуживает сожаления. Но неужели кто-то верил, что он способен остановить такое чудище?
«Он сказал, что я умираю.
Снова умираю».
И тут она замерла. Глаза потухли, словно лампады, руки опустились. Как будто танец закончился или переместился в иное, незримое место. Она поглядела на Сирдомина, не узнавая, и отвернулась.