Дань псам
Шрифт:
— Остатки завтрака, — пробурчал он.
— Что?
— Дом кишит мухами, — сказал он, словно пригвожденный к порогу лучами солнца. Воспаленные глаза дергались, окидывая взглядом двор, словно пытались найти убежище и выползти из головы. Туда, под камень — или под выцветшую серую доску — или под кучу кухонных отбросов…
— Пора побриться, — сказала она. — Хочешь, разогрею воду?
Безумные глаза метнулись к ней — но в этом направлении убежищ не было, и муж отвернулся. — Нет. Не касайся меня.
Она представила, как берет
В улыбке его чувствовалась угроза. — Тебе так больше нравится, жена?
— Нет, Газ, просто ты другой.
— Как тебе может что-то нравиться больше, если тебе все равно? А?
— Я так не сказала.
— И не нужно. Зачем ты кладешь эту штуковину из камней на лучшей землице?
— Мне просто захотелось. Делаю место, чтобы сидеть в покое. Смогу одним глазком за овощами приглядывать.
— А что, они могут сбежать?
— Нет. Я люблю на них смотреть, вот и все. «Они не задают вопросов. Не просят слишком многого. Вообще ничего не просят. Может, пару капель воды. Чистую, свободную от сорняков грядку. Солнышка.
Они не становятся подозрительными. Не замышляют меня убить».
— Чтобы ужин был готов к закату, — буркнул Газ и бросился наружу.
Она смотрела вслед. Под ногти набился пепел, и казалось — она только что рылась в погребальном костре. Что соответствует истине. Но Газу знать не следует. Вообще лучше ему ничего не знать.
«Стань овощем, Газ. Ни о чем не тревожься. Пока не придет время уборки».
Вол был слишком глупым для беспокойств. Если бы не жизнь, полная непосильной работы и постоянных побоев, животное было бы довольно гладким перетеканием ночи в день, дня в ночь и так далее и так далее. Сена — жуй не хочу, воды и соли-лизунца тоже достаточно, вполне достаточно, чтобы забывать о несносных кусачих мошках, мухах и клещах. Если бы вол умел видеть сны о рае, то сны его были бы простыми и рай тоже простым. Простая жизнь — способ избежать тревог, приходящих вместе со сложностями. Увы, способ сей сопряжен с потерей интеллекта…
Пьяницы, что сновали поутру около таверн, тоже искали рая, и прокисшие, размягченные мозги были отличной подмогой. Те, что лежали без чувств в притонах дурханга и д’байанга, проторяли иной путь к райской цели. Находимая ими простота — это, разумеется, смерть, и порог ее пересекается без особых усилий.
Не подозревая (что естественно) об иронии происходящего, вол втащил телегу в переулок за хижинами, из которых трое поджарых слуг выносили ночной урожай мертвых тел. Возчик, стоявший с вожжами у края телеги, сплюнул жвачку ржавого листа и молча показал рукой на еще одно тело, лежавшее в канаве. Кому на грош, кому на консул. Ворчащие слуги направились к трупу, подняли с камней за руки и ноги. Один вдруг крякнул и отскочил;
Волу выпала передышка, потому что люди бегали туда — сюда. Подошли другие. Вол ощутил запашок смерти — но он к нему привык. Вокруг царила суета, а подъяремное животное стояло островком спокойствия, наслаждалось тенью переулка.
Городской стражник (у которого, как всегда по утрам, щемило сердце), провел рукой по широкому боку вола и протиснулся мимо. Присел, осматривая труп.
Еще один. На этот раз избит так страшно, что почти не похож на человека. Глаза выдавлены. Осталось всего несколько зубов. Его били до тех пор, пока не смяли горло (что и стало очевидной причиной смерти), но били и потом, пока не продавили грудную клетку. Использованное орудие оставило мелкие округлые синяки. Как и в прочих случаях.
Стражник встал и обратился к троим слугам из трущоб: — Завсегдатай?
Лица слуг были равнодушными. Один отозвался: — Откуда ж мы знаем, во имя Худа? Все лицо пропало, черт дери!
— Одежда? Вес, рост, цвет волос? Что-то ведь всегда…
— Господин, — оборвал его говоривший, — ежли он и завсегдатай, то недавний. Еще мясо на костях есть, видите? И одежда чистая. Ну, была, покеда он не обделался.
Стражник и сам все это заметил. — Значит, он мог быть именно новым клиентом?
— Ну, ежли только день или два. Вы ж знаете, иные заходят и берут навынос. Но нет, мы его не знаем, не видели ни одежды такой, ни волос не помним…
— Так что он делал в таком месте?
Никто не ответил.
Докажет ли стражник необходимость привлечения некроманта? «Только если этот был из благородных. Но одежда на нем недорогая. Скорее из купцов или чиновников среднего уровня. Но если так, что он забыл среди подонков района Гадроби?» — Он дарудж, — предположил стражник вслух.
— Мы их принимаем, — отвечал, слегка скривившись, словоохотливый слуга. — И ривийцев, и птенчатников, и даже Баргастов.
«Да бедность всех равняет». — Тогда валите его в телегу к остальным.
Слуги принялись за дело.
Стражник смотрел. Еще миг — и взгляд его переместился на возчика. Задумчивое лицо, струйки сока ржавого листа, бегущие по небритому подбородку. — А тебя женушка дома ждет?
— Э?
— Похоже, вол твой всем доволен.
— О, да, господин, эт точно. Все мухи, видите ли, любят большие мешки.
— Что?
Возчик покосился и подошел поближе. — Трупы, господин. Я зову их большими мешками. Я люблю думать, изучать важные вещи. Про жизнь и все такое. Что заставляет тело работать, что случается, когда оно останавливается и так дальше…
— Ясно. Ну что же…
— Всякое тело во вселенной, господин, сделано из одинаковых штучек. Вы этого не увидите, если нет особых линз, а я такие себе смастерил. Крошечные штучки. Я зову их мешочками. И в середине каждого мешочка плавает сумочка. Думаю, внутри той сумочки и записки имеются.