Дань псам
Шрифт:
— Они страдают, потому что не платят. Или ты решил бежать? Говоря «бежать», я имею в виду — бежать из города за сотни лиг, в местечки, не имеющие связей с Даруджистаном. Вот они так не делают. Почему бы? Потому что все схвачены, пойманы в сети, не находят пути — у них есть родители и жены и дети и может быть это тяжело, зато по семейному. Сечешь, о чем я?
— Нет.
Лефф заморгал. — Я просто сказал…
— Они думают, что и нас поймали в сети? Разве что если мы решим плавать в Озере! Ведь на займах свет клином
— Хватит, Скорч. Не желаю даже слушать.
— Я только думал подкатиться к Тору, вот и все. Увидеть, что он замыслил.
— Это если Тор вообще покажется.
— Покажется, попомни меня. Он был нашим партнером. Был? И вернулся.
Тут разговор замер без видимой причины; они стояли и долго разглядывали друг дружку. Находились они снаружи «Гостиницы Феникса». Утро, самая хорошая пора для мыслей. Но утро быстро умирает, и к полудню они поймут, что снова уселись где-то, вялые как черепахи под градом, спорят ни о чем, бормочут нечто односложное и становятся все злее.
Без лишних слов они одновременно двинулись в «Феникс».
Ввалившись внутрь, огляделись — скорее ради порядка — и направились к столику Крюппа. Тот как раз воздел пухлые руки, пошевелил ладонями, словно двумя змеиными головами, и опустил их в одну из дюжины тарелок с выпечкой. Беспомощные сладости нанизывались на острые ногти и прямо-таки мелькали, попадая в рот Крюппа, глотавшего их без перерыва, рассыпавшего водопады крошек.
Несколько мгновений — и половины пищи как не бывало. Щеки Крюппа раздулись, измазанные джемом губы пытались сомкнуться; он одновременно жевал и глотал, останавливаясь лишь ради того, чтобы шумно вдохнуть через нос. Завидев, что подходят Скорч и Лефф, он молча повел рукой, приглашая садиться.
— В один прекрасный день ты взорвешься, Крюпп, — сказал Лефф.
Скорч смотрел с обычным своим выражением одурелого недоверия.
Крюпп наконец сумел проглотить все и вновь поднял руки, позволив им свободно парить. Глаза уставились на гостей. — Благие партнеры, разве утро не чудесное?
— Мы еще не решили, — ответил Лефф. — Мы всё ждем Торвальда — его посланец нашел нас и назначил встречу на пристанях. Уже второй вариант — похоже, он нам не доверяет. Скажу тебе, Крюпп, это тяжелый удар. На редкость тяжелый.
— Нет нужды столь высоко вздымать в небеса стяги воспаленного подозрения, о бегающеглазые друзья Крюппа. Знайте: печально известный и почти родной нам отпрыск Дома Ном верен слову, и Крюпп уверяет — с полной уверенностью — что из ужасного списка вскоре исчезнет первое имя!
— Первое? Как насчет шести…
— Вы не слышали? Ох, мамочки мои. Каждый из них уплыл за мгновение до появления ночных лупильщиков. Редкостнейшее невезение.
Скорч вцепился ногтями в лицо: — Боги, мы опять там, откуда начинали!
— Невозможно, Крюпп! Кто-то их предупредил!
Косматые
— Он не обдурманен или как там, — сказал Скорч. — На самом деле вчера он выглядел вполне здоровым.
— Возможно, радостное воссоединение высосало из него все соки. Крюпп посчитал его одурманенным, поскольку бездумное и жалкое явление в этом заведении… ага, наконец он увидел нас!
Скорч и Лефф повернулись на стульях и увидели спешащего к ним Торвальда Нома. Широкая улыбка вызвала у них облегчение, но одновременно и беспокойство.
— Извиняюсь за опоздание, — сказал Торвальд, садясь на свободный стул. — Мне пришлось побриться, а потом старушка — парикмахерша бесплатно подрезала мне ногти — сказала, что без зарослей я оказался на удивление милым, и если это не хорошее начало дня, то что назвать хорошим? А ты — Крюпп. Должен быть им — кто еще в городе пытается есть носом, когда рот занят? Я Торвальд Ном.
— Садись, новообретенный друг. Крюпп слишком великодушен сегодня утром, чтобы заметить сомнительные похвалы его привычкам и привычкам его носовых ходов. Далее Крюпп наблюдает, что ты, некогда отчаявшийся бедняк, внезапно приобрел завидное богатство, став столь изысканно одетым и причесанным. Вскоре Скорч и Лефф с великим облегчением нанесут долгожданный визит Гаребу — ростовщику. И в тот день, смеет надеяться вышеназванный, Гареб редкостно размягчится при виде возвращенного долга.
Торвальд взирал на Крюппа с очевидным восхищением.
Левая рука Крюппа метнулась, пленила пышную булку (которая, вроде бы, попыталась сбежать?) и целиком затолкала в рот. Жуя, он лучился улыбкой.
— Деньги нашел? — спросил Лефф.
— Что? О. Вот, — он вытащил кошелек, — вся сумма. Крюпп свидетель, так что, Лефф, даже не пробуй. И ты тоже, Скорч. Идите прямиком к Гаребу. Заставьте дерьмеца подтвердить, что мы в расчете. Потом прямиком сюда, я куплю вам обед.
Скорч смотрел то на Торвальда, то на Крюппа, в конце концов спросив последнего: — Что ты там рассказывал про Гареба?
Крюпп проглотил, облизнулся и ответил: — Только то, что какой-то подлый грабитель вломился ночью в его особняк и утащил все состояние. Бедняга! Говорят также, что вор украл и намного большее — то есть честь его жены, или по меньшей мере ее непорочность, насколько неженатые люди могут судить о подобных вещах.
— Погоди, — сказал Лефф. — Вор переспал с женой Гареба? А где был он сам?
— Как понял Крюпп, на совещании ростовщиков, обговаривая важные вопросы и, без сомнения, пожирая гроздья винограда и всего прочего.