Дань псам
Шрифт:
Плечо ожгла боль, когда руки сильно потянули его. Осыпающийся склон не хотел отпускать — он понимает его нужду, сочувствует о да, он готов уступить, уйти, пропасть в давящей тьме…
Руки выдернули его. Вытащили за окровавленное плечо. Ураган голосов забушевал с новой яростью, все ближе и ближе. Холодные пальцы скребли за голенища сапог, ногти впивались в голени — о, ему все равно, пусть возьмут, пусть…
Он упал на мокрую землю. Полумрак, тишина — только его же хриплое дыхание — и удивленное хмыканье рядом.
Он перекатился на спину.
Десра упала на колени, опустив голову; лицо ее полно боли, она прижала его руки к груди, словно два сломанных крыла.
Скиньтик подбежал и встал рядом. — Я думал… она…
— Как долго? — спросил Нимандер. — Зачем вы ждали так долго? Скол…
— Что? Тебя не было несколько мгновений. Десра… она пришла и увидела во льду… тебя…
Пальцы ожгло огнем, в локтях и плечах заломило; да вообще все кости болели. Свежая кровь сочилась из забитых пеплом ран на месте ногтей. — Десра, — простонал он. — Почему?
Она подняла голову и уставилась на него. — Мы еще не покончили с тобой, Нимандер, — сказала она хрипло. — О нет, еще далеко не покончили!
— Проклятый дурак, — сказал Готос. — Я приберегал его. Теперь он свободен.
Нимандер вывернул шею. — Ты не смеешь вот так «приберегать» живые существа! Они не камни!
— Почему нет? Суть в том, что он был нужен. Теперь есть Азат на крови драконов…
— Пролитая кровь… кровь мертвых драконов…
— Думаешь, это важное различие? Увы мне и моей вечной глупости! — Джагут резко натянул капюшон и отвернулся, садясь лицом к очагу; теперь он сидел в точности так же, как в тот миг, когда Каллор, Нимандер и Скиньтик впервые вошли в развалины. — Ты идиот, Нимандер. Драконы не играют в игры. Понял? Драконы не играют. Ах, я в отчаянии… или был бы, интересуй меня хоть что-то… Нет. Вместо этого я приготовлю куличики из пепла. Но вас не угощу.
— Пора уходить, — заявил Скиньтик.
Да, это было очевидно всем.
— Возвращаются, — сказал Каллор.
Кедевисс вгляделась, но не смогла различить в сумраке руин никакого движения.
— Слишком поздно для путешествия — мы разобьем лагерь здесь. Приготовь нам хороший ужин, Араната. Ненанда, разжигай костер. Запали целую груду палок — надеюсь, Готос зажмурится. Да, выманите его наружу, чтобы я смог его убить.
— Нельзя его убивать, — заявила Араната, вставая в телеге.
— Ох. И почему же?
— Мне нужно с ним поговорить.
Араната слезла с повозки, оправила платье и пошагала к развалинам. Там как раз показался Скиньтик, поддерживавший Нимандера, чьи руки были в крови. За ними вышла Десра.
— Эта сучка, твоя сестра… жуть наводит… — прорычал Каллор.
Кедевисс не сочла нужным отвечать.
— Она говорит с Готосом — зачем? Что они могут поведать друг дружке?
Кедевисс дернула плечом и отвернулась: — Думаю, готовить сегодня придется мне.
Умирающий Капитан смотрел на великана с расколотым лицом. Они сидели на тканых
Лишь умирающий способен улыбнуться истине. Много есть вещей, внезапно понял он, которым лишь умирающий может искренне радоваться. Например, его року — громадному воину, что сидит напротив, скрестив ноги и сгорбившись. Между ними курится маленькая жаровня о трех ножках; на углях покоится пузатый чайник, и аромат пряного вина согревает воздух палаты.
— Тебе нужно будет выломать некоторые перегородки, — сказал капитан. — Пусть рабы сделают новую кровать по размеру и прочую мебель.
— Ты не слушаешь, — ответил великан. — Я теряю терпение, когда меня не слушают.
— Ты мой наследник…
— Нет. Рабство — извращение. Рабство — то, что устраивают другим люди, ненавидящие себя. Они ненавидят себя, чтобы сделаться иными, лучшими. Вот ты. Ты сказал себе, будто имеешь право владеть людьми. Ты сказал себе, что они хуже тебя, и думаешь, будто кандалы — тому доказательство.
— Я любил рабов. Заботился о них.
— В сердце ненависти найдется много места для вины, — отвечал воин.
— Это мой дар…
— Все желают одаривать меня. Я отказываюсь. Ты решил, будто твой дар — особенный. Чудесный. Но ты никто. Твоя империя жалка. Знавал я деревенских псов, которые были тиранами пострашнее тебя.
— Почему ты мучаешь меня словами? Я умираю. Ты убил меня. Но я не проклинаю тебя за это. Нет, я делаю тебя наследником. Передаю королевство. Моя армия признает твою власть. Все здесь — твое.
— А мне не нужно.
— Если не возьмешь ты, возьмет один из офицеров.
— Королевство не сможет жить без рабов. Твоя армия станет всего лишь новой бандой, и вскоре их выследят и поймают. Все, что ты строил, будет повержено.
— Ты мучаешь меня.
— Я говорю правду. Позволь офицерам напасть на меня. Я перебью всех. Разгоню твою армию. Залью травы кровью.
Капитан уставился на чудовище, понимая, что ничего не сможет изменить. Он тонул в куче подушек, каждый вдох давался с трудом. Забросанный мехами и одеялами, он тем не менее замерз. — Ты солгал, — едва прошептал он.
Последние слова. Карса еще немного поглядел в лицо мертвеца. Затем постучал в боковую стенку. Она с треском открылась.
— Всем покинуть повозку, — приказал Карса. — Возьмите все, что захотите — но времени у вас немного. — Он снова сел, обвел взором остатки роскошного пира. Он ел, пока капитан просто смотрел — самодовольно, словно щедрый отец. Таким и в смерти остался. Но Карса ему не сын. Не наследник. Неважно, что придумал глупец. Он Тоблакай. Теблор. На севере его ждут сородичи.
Готов ли он к ним?