Дань
Шрифт:
– Давай же… давай… - шепотом подбадривал он женщину, не упуская ни одного ее движения. Его рука на члене двигалась синхронно с порхающими пальчиками Таши. Ее раскрытое лоно сочилось от влаги. Девушка вздрагивала, ее дыхание давно сбилось, а голова запрокинулась. Боги! Она была прекрасна. Кайсар почувствовал приближение своей разрядки.
– Сделай это для меня… сейчас!
Его слова прозвучали, как приказ, который заставил женщину закричать, содрогаясь всем телом. Сила ее удовольствия была столь велика, что прозрачные капли ее соков, стекая, капали
– Мой господин, я могу тебе помочь домыться? – Таша приблизилась к нему нетвердой походкой. Ноги до сих пор ее не слушались.
– Нет! – холодно бросил он, заставив девушку отшатнуться.
– Приведи себя в порядок и жди меня в покоях.
Таша всхлипнула и, подхватив свои шарфы, выскочила из халууна. Возбуждение сменилось удовлетворением и… спокойствием. Кайсар с удивлением отметил, что сожаления он не испытывает, равно как и злости. Даже воспоминания об умелых губах Таши на своем члене, ее порочно раздвинутых перед ним бедрах, вздымающихся холмиках прекрасной груди больше не трогали его. Он отпустил, вычеркнул ее из своей жизни, как вычеркивал многих до нее, не испытывая разочарования или огорчения. Это просто было в его жизни. Миг, о котором он вряд ли когда-нибудь вспомнит.
Кайсар с удовольствием, медленно домылся, ощущая, как усталость нескольких последних лун отпускает, и на смену ей приходит долгожданное расслабление. Тишина и покой мирной уютной обители были не для него, но как приятно порой вот так расслабиться и, хоть на миг, скинуть со своих плеч груз неотложных дел.
Неслышной тенью в халуун проскользнул Фарух.
– Мой джинхар, - тихо позвал управляющий и, дождавшись внимания Кайсара, продолжил: - Закиры доставили тысячника Джаргала…
– Хорошо, - Кайсар почувствовал, как Фарух замялся.
– Есть что-то еще, чего я не знаю?
– Нет, мой джинхар! Только… - мужчина явно собирался с мыслью, подбирая слова.
– Только что, Фарух?
– Только можно было его не доставлять, - тихо произнес слуга.
– О чем ты?
– Он сам направлялся к вам, мой джинхар, - Фарух наконец выдохнул и взглянул ему в глаза.
– Разберемся, - сказал Кайсар, поднимаясь из купели и принимая от управляющего мягкое домотканое полотно для вытирания.
– Как только я войду в покои – доставьте его туда.
– Да, мой джинхар, - Фарух поклонился и тихо вышел.
Кайсар опустился на мраморную скамью, растерянно погладил чистую одежду, принесенную управляющим и теперь аккуратной, ровной стопочкой лежащую рядом. Тревожные мысли не давали ему покоя. Джаргал, тот, кто всегда был в первых рядах любого боя, кому он доверял безгранично, больше – разве что Етугаю, как он мог так его подвести?! Приди он к нему и честно попроси женщину разве бы он ему отказал? Хмм… А ведь отказал бы. Там, где дело касалось Таши, Кайсар был непреклонен, считая ее своей
Натянув на себя штаны и сапоги, накинув халат, он отправился в свои покои, чтобы самому взглянуть в глаза тому, кого еще сегодня считал другом.
Войдя, Великий джинхар неспешно направился к окну, не обращая внимания на сжавшуюся в комочек женщину. Сложив руки на груди, он смотрел вдаль. Вид на озеро и ближайшие сопки, раскинувшийся из окна, всегда его умиротворял и приводил в благостное расположение духа, но только не сегодня.
Воистину предательство – худший грех для воина. Только смерть или жизнь в бесконечном позоре сможет погасить его.
– Мой джинхар, - окликнул его Фарух, ожидая распоряжения.
Кайсар коротко кивнул, и в покои, чеканя шаг, вошел Джаргал в сопровождении двух могучих закиров.
Подняв взгляд на бывшего друга, джинхар прищурился, изучая его лицо. Джаргал стоял выпрямившись, расправив плечи и чуть расставив ноги, и также прямо смотрел ему в глаза, словно не чувствовал своего позора. Ни один мускул не дрогнул на красивом лице мужчины. Борьба взглядов, сопровождаемая молчанием, затягивалась. Где-то сбоку жалобно всхлипнула Таша, и Джаргал перевел на нее взгляд, наполненный тревогой. Увидев сжавшуюся в уголке женщину, он растерял свою прежнюю уверенность.
– Зачем ты хотел видеть меня, Джаргал? – голос Кайсара мог бы заморозить.
– Я пришел понести заслуженное наказание, мой джинхар, - мужчина чуть склонил голову.
– В чем твоя вина, мой лучший тысячник?
– Я не справился со своим сердцем.
– Сила воина в его стойкости, честь воина в его преданности, Джаргал, - сказал Кайсар. Он подошел к тысячнику и за подбородок поднял его склоненную голову.
– Слабость – позор для мужчины, предательство – позор для саинарца.
– Я виноват, мой джинхар, - прошептал бывший друг, глядя ему в глаза.
– Есть ли оправдания твоему поступку?
– Я полюбил…
– Полюбил? Ты воин, Джаргал! Ты был моим другом, почти братом! Мы в бою прикрывали спины друг друга! – закричал Кайсар.
– И все это ты перечеркнул лишь потому, что полюбил? Одна женщина тебе стала дороже, чем честь, друзья, чем все вокруг, чем твоя жизнь? Скажи же мне, друг мой бывший! Скажи, глядя мне в глаза!
Джаргал вновь выпрямился, прямо посмотрел в глаза Кайсару, потом с нежностью взглянул на Ташу и тихо сказал:
– Она мне дороже всего на свете, мой джинхар. Я люблю ее и с радостью отдам за нее жизнь.
– Жизнь? – Кайсар не понимал, как можно быть таким идиотом, а ведь он дал ему время одуматься и оправдаться. И чем же он оправдал свое предательство? Любовью?! – Жизнь, она разная бывает…
А затем повернулся к закирам и приказал:
– Женщину заклеймить печатью позора и отправить родичам, мужчину оскопить и разжаловать в рядовые!
Не успел он договорить, как Таша, рыдая, бросилась ему в ноги: