Данэя
Шрифт:
– Их выставили оттуда. Там какой-то, – Дан со слов ребят описал его, – предложил гостям вывести их силой. Силой!
– Их теперь долго туда не пустят.
– Они сами туда не пойдут никогда.
Рита встретилась глазами с Лейли – они без слов поняли друг друга: судя по описанию, ясно кто предложил применить насилие – Милан. Опять он! Не только сегодня. Рита опустила голову.
– Чудесные были песни, – негромко, так, что её слышала лишь она, сказала Лейли. – Жаль, что их не знают. – Она положила Рите руку на плечо. – Я устрою концерт: спою их – пусть все услышат!
Рита
Почему-то было трудно идти, хотя он и старался не обращать внимание. Но приходилось двигаться медленней, даже присаживаться на скамейки. Возраст, должно быть, дает себя знать. К счастью, это не видели юноши.
– Сейчас главное – как можно шире распространять идеи Лала Старшего. Многие в университете, кроме вас, знакомы с его произведениями?
– Кое-кто читает. Мы-то начали потому, что Лал ещё раньше познакомил нас с тем, что слышал от отца.
– И потом сообщил, что опубликованы книги Лала Старшего.
– Лал сказал вам это? Я думал, что его это давно перестало интересовать.
– Ты осуждаешь его?
– Он сын Дана.
– Но он не может разорваться. Ты знаешь, сколько он занимается: как будто боится не успеть до своего возвращения на Землю-2.
– Возвращения?
– Он же на ней родился. Лал – цельный человек: не может отдать себя чему-то наполовину. Понимаешь, сеньор, он не был и никогда не будет против того, что является главным для вас. И для нас. Но он понимает, что борьба за возврат социального равенства потребует человека всего, без остатка. И целиком пожертвовать своей главной целью он не может.
– “И для нас” – значит, вы трое не стремитесь улететь с ним?
– Потом. Сейчас наша цель – участвовать в великом деле возрождения справедливости. Как лучше действовать?
– Что вы делаете сейчас?
– Стараемся знакомить других с книгами Лала.
– Какими?
– Главным образом – “Неполноценные”.
– “Кто они – и мы?”?
– Ну да. Ещё просто говорим, с кем удается.
– И вас слушают?
– Как когда.
– Надо сплотить тех, в ком они вызывают сочувствие. Организовать кружок совместного изучения произведений Лала. Проводить семинары, приглашая на них всех желающих.
– Ясно. Тебя или Дана можно будет пригласить на такой семинар?
– Конечно: хорошая мыс... У-у!
– Сеньор, давай немного посидим, – сказал Александр, молчавший до сих пор: Марк понял, что дальше скрывать, что ему очень плохо, бесполезно.
Поспешно сел на первую же скамейку. Но лучше не стало – резкая, острая боль сдавила сердце. Чтобы не упасть, схватился за чье-то плечо.
– Сеньор! Что с тобой? – Он даже ответить не мог – только стиснул зубы.
– Плохо ему! – Александр обхватил его руками, поддерживая, а Уно, раскрыв веер-экран, стал обмахивать; Ив в это время послал радиовызов врачу.
Через две минуты на лужайке рядом приземлился аэрокар, и из него выскочил человек с красными погонами на плечах, побежал к ним, – за ним катил робот.
– Как случилось?
– Внезапно!
Робот,
– Ясно: сердце, – сказал врач. Почти тут же на экране появился диагноз. – Точно!
Он включил команду введения лекарства: тонкая струйка под большим давлением вышла из конца одного щупальца и прошила кожу Марка. Лицо его начало розоветь, дыхание становилось спокойным.
Через десять минут ему уже казалось, что ничего и не было.
– Сердце барахлит, – сказал врач. – Видимо, сильно изношено: пора менять его.
– У меня это впервые.
– Обратись завтра к своему врачу. Домой лучше ехать на кресле: так для сердца спокойней.
– Мы побудем с ним, – сказал Александр.
– Как хотите: особой необходимости нет. Иначе я отправил бы его в клинику. – Врач попрощался и улетел.
– Мы тебя сегодня одного не оставим, отец.
– Не надо, ребятки. Вы слышали, что сказал врач?
– А вдруг?
И он уступил. Робот поставил в его блоке ещё два ложа: ребята по очереди дежурили всю ночь.
... Утром, перед тем, как они собрались уходить, он сказал им:
– Ну, видите: все нормально. Ерунда – и я не хочу, чтобы Дан волновался из-за меня. Сделайте, чтобы Лал ничего не узнал. – Они склонили головы в знак того, что выполнят его просьбу.
Утро было великолепное: ясное, солнечное. И подстать ему настроение. А причиной были эти мальчики. Сегодня ночь он не завидовал Дану: как будто наполнилось его жилище, в котором он чувствовал себя так одиноко каждый раз, когда возвращался от Дана, где оставалась девочка, называвшая его дедушкой.
Лейли готовилась к концерту.
– Тебе мало репетиций! Ты должна беречь себя всячески, а не переутомляться! – не давал Дан.
Она не спорила, но делала по-своему. Репетировала по-прежнему много, а к концерту готовилась вечерами. Без конца заставляла петь Эю:
– Я должна петь, как ты!
– Ты же поешь несравнимо лучше!
– Вокальные данные сейчас не главное – я ещё не понимаю эти вещи, как ты.
– Скоро поймешь!
– Если сама себе не помешает! – проворчал Дан, выходя.
– Ничего, дорогая моя: он и со мной был таким. Всё будет хорошо! Но может быть, в самом деле, тебе стоит подождать с этим концертом, пока не станешь матерью?
– Нельзя, Эя! Я должна дать его как можно скорей. – И работала как одержимая. С ней Эя. Почти всегда при этом присутствовала Рита, молча приткнувшись в углу.
... Лейли казалось, никогда она не волновалась так, как перед этим концертом; но в тот момент, когда вышла на сцену, её волнение уже никто не мог заметить. Театр был, как всегда, полон; десятки тысяч глаз в зале и несколько миллиардов у экранов с изумлением смотрели на нее: она была неузнаваема. Уже не столь ослепительно прекрасна. И что-то новое появилось в ней всей, её глазах, улыбке. Широкое платье не скрывало большой живот, который она, казалось, несла с гордостью.