Даниил Галицкий

Хижняк Антон Федорович

Она окинула взглядом сырые черные стены, поломанный, прислоненный к углу стол, покосившуюся скамью. Разве такое видела она в княжеских светлицах? Если бы мать лежала в сухом месте, она давно уже поднялась бы.

— Ничего, мамо, все хорошо, я буду полотно ткать. — Она подошла к верстаку, провела по нему пальцами — Буду ткать, пусть одеваются, чтоб их леший взял.

Села, взяла в руки челнок, и он пошел сновать.

Мать застонала. Аленка кинулась к ней.

— Что, мамо?

— В груди печет, и голова горит.

Что же дать матери? Каких лекарств? Аленка намочила

беленькую тряпочку в холодной воде и положила ей на лоб.

— Теперь мне лучше, — прошептала мать. — Так легче… Еще холодного…

Аленка дала матери попить. Мальчик и девочка притихли на скамье. Они рады были, что Аленка дома. Теперь можно побегать и поиграть; только вот есть хочется, а дома нет ничего — еще вчера вечером съели они краюху хлеба, оставленную Аленкой.

Мальчик набрался смелости, подошел к Аленке и, чтоб мать не услышала, Сказал шепотом:

— Есть хотим… Сегодня ничего не ели.

Аленка осмотрелась вокруг, словно могла увидеть что-нибудь в пустом доме. Мать догадалась, о чем они шептались, и через силу, часто останавливаясь, сказала Аленке:

— Сходи к Роксане… попроси хлеба… Потом отдадим!..

«Отдадим!» Откуда же взять для отдачи? Но все-таки придется идти к Роксане, хотя та отрывает от своего рта. Аленка посмотрела на братика и сестричку, на их бледные, маленькие личики. На девочке хоть юбчонка целенькая, а на мальчике штопаные-перештопаные гащи да изорванная рубашка. А ведь Аленка ткет полотно. Но разве для себя? Для княжьего двора. Когда успеет выткать что-нибудь и для себя, то надо на торг нести, продавать — есть ведь надо каждый день.

— Я пойду, мама, к Роксане, она даст, — после долгого молчания тихо проговорила Аленка. — Она не откажет… А вы посидите возле мамы, — велит она малышам. Девочка покорно садится у ног матери, а мальчик с завистью поглядывает на окно: видно — его ровесники побежали в лес. Как там хорошо! Можно корни какие нибудь найти и ягоды, не замеченные людьми и зверями…

— Беги погуляй, — разрешает Аленка, и мальчик срывается со скамьи, стремглав выскакивает во двор.

…В который раз уже шла Аленка к Роксане! А что поделаешь, если в оселище никого роднее Роксаны и Иванки нет, если у них Аленка чувствует себя как дома…

Аленка не узнала Роксану. Сколько горячей радости излучают ее глаза, сколько радости в каждом ее движении! Будто и хатка ее стала веселее: снаружи Роксана помазала стены белой глиной, открыла дверь и подперла ее доской — пусть входит свежий воздух, — а сама подмазывает печь; бросив щетку, она схватила веник и смахнула паутинку в углу. Аленка незаметно стала на пороге, прислонилась к двери, залюбовалась Роксаной. Будто моложе стала Роксана — она была похожа на девушку, которой еще не завязывали косы перед венцом.

— Роксана! — позвала Аленка.

— Аленка! — откликнулась Роксана и, бросив все, подбежала к ней, схватила ее за руки, посмотрела ей в глаза. — Как? Ну? Говори.

— Отпустила княгиня.

— Рада я за тебя! — крепко обняла Роксана Аленку. — И у меня радость: гонец ко мне забегал, после княгини сюда зашел, Иванко весточку передал — скоро домой придет.

Увлеченная своей радостью, Роксана и не заметила

сразу, как болезненно отозвалось на Аленке известие о возвращении воинов из похода: Роксана забыла, что Аленке уже не дождаться своего милого — погиб он в Угровске. Вспомнив об этом, Роксана по-матерински приголубила Аленку.

— Вот и хорошо, теперь ты дома будешь. А я уж боялась, что тебя у княгини оставят. — Она посмотрела в печальные глаза Аленки и сказала: — Не надо так убиваться, сушить сердце…

Роксана чувствовала, что говорит не те слова: разве можно помочь чем-нибудь Аленкиному горю, разве можно вернуть ей радость встречи с милым? Не поднимая глаз, Аленка промолвила:

— Сушить сердце?.. Буду сушить, буду думать о Павле. Никто мне больше не мил, так и останусь одна.

Роксана еще нежнее прижала к себе Аленку. «Бедная девушка! Никогда уже не посмотрит она в глаза своему ладе…»

— Аленка, не плачь. Вот приедет Иванко, нам всем легче станет — и вашей семье, и нам с сынком… Он подправит нашу хату и от тиуна защитит.

Аленка молчала, уставившись в пол неподвижным взглядом.

2

В окно заглянуло теплое мартовское солнце, и под его лучами заискрились драгоценные украшения на рукоятках мечей и на щитах, развешанных по стенам. Давно Даниил не спал так сладко, — сразу после похода он погрузился в повседневные дела, ездил по городам и оселищам, ко всему присматривался, требовал от тиунов, чтобы они больше хлеба, дичи и полотна собирали в клети князя. Смерды жаловались через тиунов, просили князя уменьшить поборы, кланялись и сами Даниилу, когда встречали его в оселищах. Он выслушивал, приказывал все разведывать и ему рассказывать. А что тиунам разведывать, они и так знают: смерды обманывают, им бы только ничего не возить в княжьи клети! И снова именем князя тащили тиуны смердовскую рожь и птицу, сено и полотно. Боярские смерды жаловались князю на бояр, а он опять посылал к тиунам — им обо всем ведать надлежит.

С тех пор как Даниил вернулся из похода, прошло уже немало времени. Как будто спокойнее стало — король венгерский и князь польский не зарятся на Русскую землю, после Фильния ни один венгерский воевода не лезет в Галич.

Проснувшись, Даниил прошелся по опочивальне, остановился у окна. «Хороший день, — сказал сам себе, — и отдохнуть можно». На подворье никого не видно, — дворский приказывал не ходить без дела, князя не тревожить.

Скоро Анна прибежит, позовет к трапезе. Но кто-то стучит в дверь. К чему бы Анне стучать? Даниил прислушивается. Снова негромко стучат. Даниил недовольно отозвался — в дверь заглядывает Андрей-дворский.

— Почто так рано? — сердито встречает его Даниил. — Я велел не беспокоить меня сегодня.

Дворский почтительно кланяется.

— Дела вельми спешные, княже.

Даниил, нахмурившись, садится к столу. Он не хочет спрашивать, ждет, пока дворский сам скажет. Отвернувшись, князь смотрит в окно. Как хорошо начался день — и вдруг Андрей с какой-то неожиданностью…

— На суд твой княжий, — тихо шепчет Андрей. — Разбери милостиво. Ночью в Петричевом оселище твой огнищанин убит, гумно с рожью сожжено.