Данные достоверны
Шрифт:
Около четырехсот человек пришли к нам и воевали так, как могли воевать только советские патриоты: смело, беззаветно, дерзко.
И тут же, в Ельце, познакомился я со старшим политруком Хаджи Бритаевым — тучным веселым тридцатилетним осетином, комиссаром одного из спецотрядов.
Хаджи Бритаев занимался переброской разведчиков через линию фронта.
Этого кипучего, храброго человека в марте 1942 года я провожал на аэродром: Хаджи улетал в тыл врага.
Я и не думал, что очень скоро наши пути сойдутся,
А вот теперь я оказался в Москве.
Нежданно-негаданно.
[15]
Совершенно не представляя, как теперь повернется моя военная судьба.
Впрочем, естественное волнение, связанное с вызовом Наркомата обороны, на некоторое время уступило место другому чувству: я мысленно готовился к встрече с Москвой.
Противотанковые укрепления остались позади, на подступах к городу.
Я жадно вглядывался в знакомые улицы.
Разрушений не замечал.
За Калужской заставой нас остановил милиционер и потребовал вымыть машину.
Мы и досадовали, и восхищались: порядок!
* * *
Из Наркомата обороны я в тот же день попал на подмосковную дачу, где принял ванну, отдохнул и переоделся во все гражданское.
Выспавшийся, свежий, предстал я на другой день перед мандатной комиссией, все еще не зная, куда меня направят.
За длинным столом сидели члены комиссии — никак не менее пятнадцати полковников и генералов.
Пятнадцать пар глаз внимательно рассматривали меня, пока я рассказывал биографию, отчитывался в боевой службе.
Затем члены комиссии задали несколько вопросов.
Я ответил.
Председатель, вертя в руках карандаш, спросил:
— Куда бы вы хотели попасть, товарищ капитан?
— А куда дальше фронта сейчас попасть можно? — спросил я в свою очередь.
Председатель приподнял бровь. Члены комиссии улыбались.
— Подождите в приемной, — сказал председатель.
Я повернулся налево кругом и вышел.
В приемной раскуривал папиросу старый знакомый — Гриша Харитоненко. Увидел меня — отбросил спичку, раскинул объятия.
— Послушай, Гриша, не знаешь, что мне прочат?
Гриша вытаращил глаза:
— Как?! Ты не в курсе?! — Покосился на дверь мандатной комиссии, дохнул в самое ухо: — В тыл противника полетишь!
[16]
Осведомленность Гриши помогла мне выслушать решение комиссии с относительным спокойствием.
* * *
На той же даче, где я отдыхал и переодевался, началась подготовка к выполнению будущего задания.
Наставниками моими были опытные, до тонкости знающие свое дело люди — полковник Николай Кириллович Патрахальцев и его заместитель подполковник Валерий Сергеевич Знаменский.
Н: К. Патрахальцева я раньше не знал. Помнится, ходили фантастические
Со временем: я убедился, что многое в этих рассказах было правдой.
Во всяком случае, правдой было то, что Николай Кириллович всегда оказывался там, где пахло порохом.
Судьба бросала его то на Дальний Восток, то в песчаные пустыни Монголии, то на берега Средиземного моря, в оливковые рощи и горы республиканской Испании, то в болота Полесья...
Колоссальный опыт работы Николай Кириллович передавал ученикам настойчиво и умело.
Он имел привычку, обрисовав обстановку, спрашивать, как бы поступил ученик в данном конкретном случае.
Сосредоточенно выслушивал ответ и, если не был удовлетворен, опускал голову на руки, прикрывал глаза и спокойно, как бы рассуждая вслух, давал нужные объяснения.
Валерий Сергеевич Знаменский, высокий, подвижный, внешне выглядел полной противоположностью невысокому, полноватому Патрахальцеву. Но и Знаменскому опыта было не занимать. За успешные действия в тылу противника он был удостоен звания Героя Советского Союза.
17 июля 1942 года общая подготовка закончилась.
Однако я все еще не знал, для выполнения какого задания меня готовят, и мог только гадать, где окажусь в скором времени.
Лето стояло жаркое, пыльное. В голосе Левитана, читавшего сводки информбюро, еще не звучало торжество. Ленинград задыхался в кольце блокады. Войска Волховского фронта, понеся большие потери, не смогли прорваться к городу Ленина. На Центральном участке линия фронта замерла в двухстах километрах от Москвы. Наше наступление под Харьковом остановилось: противник пе-
[17]
рехватил стратегическую инициативу и начал наступление на юге, рвался через донские степи к Волге, намереваясь отрезать страну от кавказской нефти.
Может, вскоре я окажусь где-нибудь там, вблизи родных донских степей?..
Мои сомнения разрешились 20 июля.
При очередной встрече Николай Кириллович Патрадальцев сказал, что я буду заброшен в Белоруссию, в район старой государственной границы, к партизанам Григория Матвеевича Линькова.
На стол легла карта-двухверстка.
Я увидел характерные штришки, обозначающие болота с редким кустарником и островками леса.
Через штришки тянулась надпись «Урочище Булево болото».
С востока к Булеву болоту прилегала овальная голубизна — озеро Червонное, с юга — голубое пятнышко поменьше — озеро Белое.
На западе и юго-западе урочище обтекала густая зеленая краска, — видимо, дремучие непроходимые леса, тянувшиеся до голубовато-белесой ленточки реки Случь.
Красный карандаш руководителя поставил на западной окраине Булева болота, неподалеку от деревни Восточные Милевичи, маленький крестик.