Данные достоверны
Шрифт:
Потом я сообразил, в чем тут дело.
Еще осенью сорок второго, находясь на озере Выгоновском, Антон Петрович Бринский подобрал и послал
[172]
несколько групп для работы в районе Пинска. Туда пошли бывшие офицеры и сержанты Красной Армии Захаров, Попков, Брагин и Сивуха.
А замечательный партизан Николай Велько помог отыскать людей, знающих жителей Пинска и ближайших местечек.
Первые связи со станции Люсино повели в местечко Богдановичи и привели
Разведчики, направленные в Пинск, не имели раций, связь с ними была на долгое время потеряна, а Патык сумел восстановить ее и сразу привлек людей к активной работе.
Уже в конце марта — начале апреля мы выяснили точное число солдат и офицеров пинского гарнизона, кстати довольно крупного, знали даже расположение офицерских квартир в городе.
Патык сообщал, что гитлеровцы отводят войска в Пинск на отдых, тут их переформировывают и вновь отправляют на фронт.
Разведчики Степан Шпаковский (Орех), Иван Белевич (Пинск), Михаил Русско (Орел) и Ананий Редковенко (Пропагандист) узнавали номера этих частей и номера их полевых почт.
Любопытная история произошла там, под Пинском. Пытаясь проникнуть на все крупные железнодорожные станции, разведчики нашли среди сотрудников человека, который мог бы давать очень важные сведения. Человек этот, назовем его Борусевичем, являлся дежурным по станции. Он был еще молод и в прошлом старался казаться активистом. Однако Борусевич не захотел иметь никаких дел с партизанами.
Дважды пытались наши люди заговаривать с ним о положении на фронтах, о скором приходе Красной Армии, но Борусевич, едва затрагивали подобные темы, становился глух и нем.
Я узнал об этом из подробного письма Григория Патыка, доставленного пешей «почтой».
Целый день не выходил у меня из головы этот хитрый и трусливый тип. Согласись Борусевич работать на партизан, он действительно мог бы давать очень нужные сведения: станция-то была важная! На ней можно было без труда контролировать маршруты составов.
Нет, к Борусевичу следовало подобрать ключи!
[173]
И мы их подобрали.
Я послал Патыку длиннющую радиограмму, подсказывающую, как поступить с нерешительным дежурным по станции.
Расчет строился на слабой черте характера Борусевича — на его боязливости.
Мы учли, что Борусевич частенько посещает родных, живущих в деревне, где разведчики имели давние и широкие связи.
В один прекрасный день, когда Борусевич, приехавший в деревню, вышел подышать воздухом, из-за угла соседнего дома к нему подошли три партизана.
— Здравствуй, Коля! Где пропадал?
Борусевич недоуменно хлопал глазами:
— Вы чего? Чего вам?
— Давай отойдем на зады, поговорим, — озабоченно оглядываясь, сказал один
По улице действительно проходила одна из наших связных, на соседнем крыльце чистил сапоги другой партизанский связной, а к колодцу шла с ведрами мимо дома Борусевичей их соседка, тоже наша.
— Ничего я не знаю... — завел было Борусевич.
— Иди, — процедил сквозь зубы партизан. — Живо!
И Борусевич подчинился.
Партизаны с час продержали Борусевича на огороде, болтая о всяких пустяках, но делая вид, будто беседуют о чем-то очень важном: шептали ему на ухо всякую чушь, когда показывался кто из деревенских, хлопали парня дружески по плечу.
Со стороны могло показаться: встретились старые друзья, о чем-то секретничают, уговариваются.
А потом партизаны, не таясь, пошли к лесу.
Борусевич метнулся в избу.
— Перед приездом — извести, как обычно! — гаркнули разведчики на всю деревню.
Дня три спустя на станции к Борусевичу подошла наша связная.
— Поговорить прислали, — напрямик заявила она.
Борусевич побледнел, покраснел, заторопился, повел женщину в помещение.
— Приходите ко мне домой! — умолял он. — Только не здесь... Дома!
Наши люди навестили его дома.
[174]
— Зачем вы так делаете?! — возмущался Борусевич. — Теперь все в деревне подумают, что я заодно с партизанами. Моих родных перепугали! Они уже на меня косятся!
— Родные — что! — заметили разведчики. — Вот немцы коситься не стали бы!
— Что я вам сделал? — заныл Борусевич.
— Вот именно, ты ничего путного до сих пор не сделал, — резко осадили его. — Трясешься за собственную шкуру. Забыл, что советский хлеб ел, на советские деньги учился?
— Теперь меня партизаном считают!..
— Верно. Так уж лучше впрямь помогай партизанам. А то пропадешь, парень, ни за грош.
Борусевич молчал, держался за голову.
— Ну? Согласен?
— Чего вы от меня хотите?!
— А ничего особенного. Сведений по станции. Куда идет какой состав, откуда прибыл, что везет...
— Расстреляют!
— Умным будешь — и не догадаются, что ты с партизанами связан. Научим, как поступать, — комар носа не подточит.
— Уж вы научите!
— Не бойся, научим!.. Так как?
— А! — махнул рукой Борусевич. — Все одно... Говорите!.. Только не выдавайте меня и никогда не подходите ко мне на улице. Не надо!
— Не подойдем, не подойдем!..
Сначала Борусевич пытался увильнуть от своевременной и полной информации. Тогда ему намекнули, что на войне не шутят. Он внял голосу рассудка. Вскоре его информация стала очень точной. А впоследствии, убедившись, что немцы и впрямь ни о чем не догадываются, Борусевич даже вошел во вкус.