Дар Земле

Бальмонт Константин Дмитриевич

Четвёртый гимн Каирского папируса

Привет Тебе, Ты милосердный, Владыка радости, сиянья и добра, Хвалю тебя хвалой усердной, Могучий Ра. Высокие ты носишь перья, Круговозвратную, как перевязь, змею, Ты день выводишь из преддверья, Тебя пою. Твоё явленье любят боги. Их два, высокие, все в пламенях, венца, Горят в лучах твои дороги, Им нет конца. Весь мир, в сияньи, в братстве дружном, Многообильные идут стада. Пора. Твоя любовь на небе Южном. Могучий Ра. На небе Северном отрада, Ты красотой своей пленяешь все сердца, Ты побеждаешь силой взгляда, Огнём лица. Единый лик, в звенящем гуде, Творец единственный, поток без берегов, Из глаз твоих возникли люди, Рот – сонм богов. Поля, и гнёзда птиц небесных, Луга, и малая нора, Тобою живы все, ты в зарослях древесных,

Могучий Ра. Проснулась тихая личинка, Раскрыт просящий рот птенца, Тобой на стебельке озарена росинка, Ты жизнь яйца. Привет тебе от всех живущих, Один со множеством вседостающих рук, Исток для уст блаженно-пьющих, Всемирный звук. Все спят, но ты не спишь за гранью, Прядётся добрая для всех живых игра. И все твои – с благою данью, Могучий Ра. Первее всех горящий рано, От высоты небес до широты земной, Входящий в глуби Океана, Огонь родной. Тебе от каждой твари слава, Песнь величания от всех окрестных стран, Пред силой светлого устава Звучит тимпан. Твоё величество безмерно, Раскинул небо ты, тобой взнеслась гора, Ты вечно тот, чьё имя верно, Могучий Ра. Все боги чувствуют величье, И, волю давшего им жизнь в себе храня, Они ликуют, стая птичья, В лучах огня. Создатель дрогнувшей Вселенной, Отец отцов, и бог, родитель всех богов, Прими напев наш вдохновенный, Весь жемчуг слов. Ты, давший скрепу вечным осям, Ты, Зодчий, давший миг до завтра от вчера, Тебя мы сердцем превозносим, Могучий Ра.

Цветозыбь

Я видел лазурное облако, На небе окружно-оранжевом, Оно походило на пажити, Где только одни васильки. Был красный и жёлтый основою, Но лентою густо-лиловою Змеилось теченье реки. Блестя чешуёю сиреневой, Она протекала в отвесности Безмерным удавом, решившимся Измерить весь зримый простор. И в жёлтой пустыне молчания Нигде не вскипало звучания, Весь слух превратился во взор. Вблизи аметистов разбрызганных Взрастали стволы чернодерева, Качался на ветках эбеновых Вулканно-багряный расцвет. Навесы его лепестковые, Всё новые свесы и новые, Цветящийся гроздьями бред. Они разжимались как молнии, Спрядались в ковры огнебрызгами, Держались подолгу как радуги, Цвели воскуреньем зарниц. Но в странной пустыне молчания Нигде не дрожало звучание, Ни духов, ни зверя, ни птиц. Прошли бесконечности времени, Лазурное облако ширилось, Река уходила к безбрежности, Русло перешло на уклон. Вдруг даль с теневыми пределами Грудями зазыбилась белыми, И долгий возник перезвон. Два белые тела, две женщины, Одна как заря, златокудрая, Другая с полночными косами, Но обе одеты в века. И в бешеный вихрь, вереницами, Псалмы полетели за птицами, И брызгала кровью река.

Как возникает стих

Как возникает стих певучий? Меня спросил ребёнок малый. Я быстро стал играть с ребёнком В разбег мечты и в прятки слов. Как возникают звёзды в небе? Его спросил я, усмехаясь. Они горят – из тёмной ночи, И золотятся – в черноте. Как возникает цвет гвоздики? Во мгле земли таится семя, И, с сладкой болью разломившись, Зелёный выпустит росток. Упорный стебель, прицепившись К земле корнями, ждёт и ищет, Он любит воздух, свет и влагу, Он любит Солнце, смену зорь. Пылинки малой не пропустит, Которая нужна для пряжи, Росинки малой он не сбросит, А выпьет в ней бокал вина. И от тоски и от желанья, И от любви – родится сердце Зелёное, зовётся почкой, Цветочным узликом оно. И в час, когда ударит Солнце Свой златоблаговест по небу И колокол округло-синий Лучистой музыкой звучит, В сердечке малом и зелёном, Которое дрожит под ветром, Вдруг станет горячо и нежно, Оно краснеет от стыда. Так хорошо ему и больно, Из тайны хочется на воздух, Опять разрыв, опять раскрытье, И разломился изумруд. Мерцает алая гвоздика, Блаженным светится румянцем, Являет зарево желанья, Поёт безмолвным угольком. Так возникает стих певучий, И всё красивое, что в мире Зовёт нас к празднику, и сердцу Быть в серых буднях не велит. Волшебен жемчуг в ожерелье, Но он из раковины скользкой, Он из глубин, где слизь и гады, И всё же вырвется к лучу. Волшебно золото в запястьё, И в золотом кольце, в колечке, Что малым обручем умеет Двоих в один смешать напев. И кругло, кругло так сверкает, Как будто хочет рассказать нам, Что покачусь, мол, по земле я, И будет вся земля моя. Волшебно золото, являя Сгущенье солнечных горений, И заставляя человека Свершить и самый тяжкий труд. Но это золото, в котором Рассвет дневной и праздник вышний, Родится между скал бесплодных, В безгласно-мрачном сердце гор. И что красивее снежинки? Но должен воздух остудиться, Замёрзнет мир кругом, пред тем как Запляшут

звёздочки в ветрах. Учись в кристаллах знанью жизни, Учись любить и быть красивым, И не бояться измениться, И остудить свой влажный миг. Из чёрной глубины колодца Воды испьёшь ты самой свежей, И самый звонкий возглас сердца Из самой тягостной тоски. Так возникает стих певучий Узнайте это, дети мира, Чтоб вы умели нарядиться, Когда вас праздник позовёт.

Тайна праха

1

Были сонные растенья, Липко-сладкая дрема, Полусвет и полутьма. Полуявь и привиденья. Ожиданье пробужденья, В безднах праха терема, Смерть, и рядом жизнь сама. Были странные растенья. Пышный папоротник-цвет, После долгих смутных лет, Вновь узнал восторг цветенья. И людские заблужденья, Весь дневной нарочный бред, Я забыл и был поэт. Вдруг исчезло средостенье Между тайною и мной. Я земной и неземной. Пело в сердце тяготенье, И шептали мне растенья «В прах глубокий дверь открой. Заступ в руки. Глянь и рой».

2

Колыбелька кораблик, На кораблике снасть. Улетает и зяблик, Нужно травке пропасть. Колыбельку качает Триста бешеных бурь. Кто плывёт, тот не чает, Как всевластна лазурь. Полевая кобылка Не поёт. Тишина. Колыбелька могилка, Захлестнула волна. Колыбелька послушна, Притаилось зерно. Ах, как страшно и душно, Как бездонно темно! Колыбелька кораблик, На кораблике снасть. Он согреется, зяблик, В ожидании власть.

3

И ждать ты будешь миллион минут. Быть может, меньше. Ровно вдвое. Ты будешь там, чтоб, вновь проснувшись тут, Узнать волнение живое. И ждать ты должен. Стынь. Молчи. И жди. Познай всю скорченность уродства. Чтоб новый день был свежим впереди, У дня не будет с ночью сходства. Но в должный миг порвётся шелуха, Корней качнутся разветвленья, Сквозь изумруд сквозистого стиха К строфе цветка взбодрится мленье. Приветствуй смерть. Тебе в ней лучший гость. Не тщетно, сердце, ты боролось. Слоновая объята златом кость. Лоза – вину. И хлебу – колос. Я облекался в саван много раз. Что говорю, я твёрдо знаю. Возьми в свой перстень этот хризопрас. Иди к неведомому краю.

4

«Красные капли!» Земля восстонала. «Красные капли! Их мало! В недрах творения – красное млеко, Чтоб воссоздать человека. Туп он, и скуп он, и глух он, и нем он, Кровь проливающий Демон. Красные капли скорей проливайте, Крови мне, крови давайте! Месть совершающий, выполни мщенье, Это Земли есть решенье. Месть обернётся, и будет расцветом. Только не в этом, не в этом. Бойтесь, убившие! Честь убиенным! Смена в станке есть бессменном. Кровь возвратится. Луна возродится. Мстителю месть отомстится!»

5

Я сидел на весеннем весёлом балконе. Благовонно цвела и дышала сирень, И берёзки, в чуть внятном сквозя перезвоне, Навевали мне в сердце дремоту и лень. Я смотрел незаметно на синие очи Той, что рядом была, и смотрела туда, Где предвестием снов утоляющей ночи Под Серпом Новолунним горела звезда. Я узнал, что под сердцем она, молодая, Ощутила того молоточка удар, Что незримые брызги взметает, спрядая В новоликую сказку, восторг и пожар. И постиг, что за бурями, с грёзою новой, На земле возникает такой человек, Для которого будет лишь Солнце основой, И разливы по небу звездящихся рек. Я взглянул, и травинка в саду, прорастая, Возвещала, что в мире есть место для всех. А на небе часовня росла золотая, Где был сердцем замолен растаявший грех.

Перстень («В воде затона ивы отраженье…»)

1

В воде затона ивы отраженье Баюкает дремотную мечту, Ведет её тихонько за черту Путями безглагольного внушенья. Кто знал за страстным счастьем постриженье, Он перешёл из мая в темноту, Но в сумраках я кружево плету. Сцепленье скреп и мраков разреженье. Спокоен монастырский старый сад, В нём с цветом цвет заводит разговоры, А в храме то встают, то молкнут хоры. Безбрежность, к миру, выросла преград, Луга, поля, равнины, реки, боры, Нагроможденье каменных громад.

2

Нагроможденье каменных громад Безмерным перстнем остров оковало, Где радостей минувшего так мало, Но где мечта всегда идёт назад. Душа, познав, разумный любит лад. Кто знал разбег и всё кипенье вала, В нём радостность скитанья миновала, В нём струны тихой музыкой дрожат. Цветов, дерев, их пышных изобилий. Красивы чаши крупных белых роз, Как будто, грезя, создал их мороз. Кадильницы молитвенные лилий. Красив у монастырских белых врат Гвоздики алой тонкий аромат.