Дар Земле

Бальмонт Константин Дмитриевич

Брызги

Обрызгана холодными слезами, В туман и дым легко облечена, Склонилась привиденная Луна, Застыла над октябрьскими лесами. Какими отзовётся голосами На зов души ночная тишина? Душа людей, ты без Отца, одна. Без Матери. Свой дом постройте сами. За каплей капля, долгие века, Дробит кремень, протачивает горы, Из диких глыб ткёт стройные соборы. За каплей капля, мощная река Проходит семистранные просторы. Плачь, сердце. Тайна зданья глубока.

Тихая минута

Из

бури в тишину спокойный мост, Вдвойне, за ливнем, изумрудна туя. На шкафе вырезном глухарь, токуя, Распространил дугой свой веер-хвост. Как этот миг пленителен и прост. Не плача, не жалея, не ревнуя, В картинах стен читаю старину я, Мне чудится весна и россыпь звёзд. Предутренняя, ткёт туман прохлада. Из звёзд и предрассветной тишины Встаёт любовь, окутанная в сны. Всё в прошлом было так, как это надо. Отшедшая, глядит живой отрада, Как этот лось, глядящий со стены.

Путь («Посеребрить как белую Луну…»)

Посеребрить как белую Луну Свою мечту, отбросив теневое. Любя, ронять мгновенья в звёздном рое. Сгустить свой дух как Солнце. Впить весну. Вобрать в себя морскую глубину. Избрать разбегом небо голубое. Жить в скрипке, барабане и гобое. Быть в сотне скрипок, слившихся в волну. Пройти огнём по всем вершинам горным. Собрать цветы столетий тут и там. Идя, прильнуть душой ко всем цветам. Хранить себя всегда напевно-зорным. Путь сопричастья круглым тем шарам, Что ночью строят храм в провале чёрном.

Костёр («Он был вождём. И шли за ним дружины…»)

Он был вождём. И шли за ним дружины, Как за матёрым волком сто волков. Мы грабили селенья берегов, И пили мёда полные кувшины. От вьюги вдаль. На Юг от белой льдины. Всегда вперёд, и никаких оков. Он счастлив был, увидевши врагов, Свист лезвия – восторг душе единый. Семи мечей был поцелуй остёр. Обрушен дуб ударом дровосека. Развязан узел волей Трёх Сестёр. Вождю высокий разожжён костёр. Я взял свирель из кости человека, И песнью славы грусть утраты стёр.

Олень

Полнеба взято Северным сияньем, Горящей ризой неба над землёй. Даль Севера полна молочной мглой, Застыло Море круглым очертаньем. Нет счёта снежно-льдяным созиданьям. Скала звенит. И ветер над скалой Из снега строит небу аналой, Поёт псалмы, и тешится рыданьем. От облака бежит проворно тень. Мечтая о приснившемся обеде, Лежат как груды белые медведи. Не мрак. Не свет. Не час. Не ночь. Не день. На вышнем небе ковш из жёлтой меди. И смотрит ввысь, подняв рога, олень.

В горах

От гор исходит вдохновенье, В них многозвезден ход ночей. В снегах молчанье откровенья, – Будь верен Родине своей. Вершины манят в отдаленье, В уступах пенится ручей. Забросив брызги влаги в пенье, – Будь верен Родине своей. От птицы к птице – устремленье, Восторг души – разрыв цепей. Любя острийный миг боренья, – Будь верен Родине своей. Ты

с детства знал орлов паренье, И долгий говор журавлей. Так не меняй предназначенья, – Будь верен Родине своей.

Золотые столбы

Золотые столбы лучей Отразились в немом пруду. Разливаются крики грачей, Я весною к тебе приду. Ещё слышится талый снег В холодке красноватых зорь. Но минут неизбежен бег, И когда я приду, не спорь.

Ворожба («Наклонилась, изогнулась, распахнулась, и опять…»)

Наклонилась, изогнулась, распахнулась, и опять В прежнем лике неподвижна, вся – лелейных тайн печать. Покачнулась и дохнула всею свежестью весны, Забелела благовонно ткань воздушной белизны. Наклонилась, и, объята дрожью лёгкою, она Вся внимает, как ей звонко без конца поёт струна, Это кто же? Та, в ком нежность, с тем, кто хочет ей владеть? С кем вдвоём цвести желанно и заткать мгновенье в сеть? Нет, другое. Это только, в сладком млении своём, В вешнем вихре ветка вишни в перекличке со шмелём.

Ночная бабочка

Белая бабочка сказки полночной С полным доверьем мне на руку села, Зыбятся усики дрожью урочной, Всё в ней загадочно, чётко и смело. Я наклоняюсь, и вот мне не странно Тайно беседовать с малым созданьем, Ей теплота человека желанна, Я упоён белокрылым свиданьем.

Древней

Я чувствую, что я древнее, чем Христос, Древнее первого в столетьях Иудея, Древней, чем Индия, Египет и Халдея, Древней, чем первых гор пылающий откос. Я был ещё тогда, как в воздухе разъятом, Среди безжизненных пылающих пространств, В предчувствии немом сверкающих убранств, За атомом помчался атом. Но я ещё древней. Гори, душа, пророчь. Припоминай себя в чертах многоразличных. Я был ещё тогда, как в безднах безграничных Была единая нетронутая Ночь. К избранникам Судьбы идёт от сердца уза, Все Божие Сыны живут в моих зрачках, Но более всего я волн люблю размах, Всех вер священнее – медуза.

Паутинки («Всевыразительность есть ключ миров и тайн…»)

1

Всевыразительность есть ключ миров и тайн.

2

Любовь огонь, и кровь огонь, и жизнь огонь, мы огненны.

3

Кабель под бездной морей, это кличет к державе держава, Так и паук паутинкой поёт о взнесённости радуг.

4

Кто это молвил, что мы красоте созидаем горнило? Звёзды и звери, цветы, океаны, ручей и вулкан, Всё, что живёт в этом мире, влекомо в мирах Красотою. Зодчим быть хочешь? Спроси земляного об этом червя.

5

Вслушайся в музыку, в музыке вечное смотрит в минутное, Луч в подземелье заглянет на миг, потолок золотит. Ветер заморский домчит с островов к нам дыхание смутное, Звук обоймёт, шевельнёт сокровенность и прочь улетит.

6

К душе от души первоцвет, пробегая, Весь мир засвечает на миг целиком. Снежинки с снежинкой летают, мелькая, И станут весною они родником. И только целуя, и только лаская, Я чувствую Бога кругом.