Дарители
Шрифт:
Левой лапы зверя больше не существовало, и когда Наташа выдернула свою руку, в теле волка осталась дыра с неровными краями. Волк, бешено крутя головой, завалился набок, и Наташа вцепилась ему в горло уже обеими руками, выворачивая голову в сторону, отводя как можно дальше от себя страшные челюсти. Приподняв бедра, она обхватила волка ногами, и повалила его на себя, крепко прижала, сунувшись лицом в жесткую шерсть, пахшую протухшей кровью, и раздался дикий, отчаянный, обманутый вой попавшего в ловушку животного. Задние лапы волка взбили тучу колючей снежной пыли, повисшей в воздухе. Тело Наташи сотрясалось в страшных судорогах, цвета сменяли ощущения, ощущения — чувства. Льющаяся из раны в плече кровь
Волк исчезал. Вырваться он больше не пытался. Наташа обнимала его, и зверь медленно погружался в нее, словно в озеро. Его передних лап уже не существовало, исчезла и одна из задних, вторая утонула в человеческом теле по скакательный сустав. Вой превратился в невнятное задушенное хрипение — вывернутая набок и прижатая к груди Наташи волчья голова исчезла уже наполовину и продолжала беззвучно погружаться. Торчал гладко срезанный остаток уха, на морде — там, где до нее добрались пальцы охотника, темнели небольшие отверстия с округлыми краями. Темно-красный глаз бешено вращался в глазнице. Снег под бьющимися телами стал грязно-алым.
Потом наступил особенный, переломный момент, в который мир вокруг изменился, потому что она взглянула на него чужими глазами, восприняла его чужой жестокостью, с чужой маниакальной страстью влюбилась в пролитую кровь и закричала, пожираемая чужим голодом, для которого все прочие чувства и желания безразличны и бессмысленны, голодом, разрастающимся до размеров Вселенной, голодом, заменившем язык мышления. Мир вокруг задернулся белым звенящим туманом безумия, а потом все вдруг исчезло, и когда Наташа открыла глаза, волк исчез тоже.
Nec Deus intersit [15] — шепнул кто-то глубоко внутри на неизвестном ей языке — кто-то очень знакомый — шепнул ликующе. — Вот теперь и сродни ты хладной и безжалостной вечности. Вот и сошло к тебе творческое могущество, пред коим все смертные головы склонят и вострепещут сердца их в восхищенном ужасе. Теперь ты завершена, кровь от крови моей, душа от души моей, тьма от тьмы моей… A die ad aeternitatis… [16]
Наташа, жадно ловя воздух высохшими губами, села. К нижней губе прилипла волчья шерстинка, она выплюнула ее и поднялась. В воздухе еще витало нечто, как эхо исчезнувшего зверя — бледно-голубая, пронизанная красным и мертвенно-желтым туманная дымка. Пошатываясь, Наташа сделала несколько шагов и остановилась. Ее ноги онемели от холода, онемело и распоротое плечо. Вокруг было одно и то же — перед ней бесконечная снежная равнина, за ней — узкая полоска раскаленной мертвой земли, и со всех сторон — грязно-серая пустота. Чистейший снег холодно поблескивал, и в этом блеске чудилось нечто зловещее… Каждая снежинка — капля чьей-то пролитой крови. Злой крови. Наташа не понимала, почему все еще здесь.
15
Пусть бог не вмешивается (лат.)
16
Из дня в вечность (лат.)
Судя по тому, что больше ничего не было видно, волк Схимника жил на своем, личном уровне, куда не было доступа иным чувствам и желаниям. Теперь здесь стало пусто. А скоро начнется сращение, перемещение, и бог его знает, что тут поселится.
Кровь продолжала стекать по плечу и груди широкой лентой, на топике только с правого бока осталось несколько белых пятен. Она не могла толком разглядеть рану, но чувствовала, что та очень плоха. Рука почти не слушалась, вяло повиснув вдоль тела. Наташа сосредоточилась на ней, но рана не исчезла, кровь не остановилась.
Сжав зубы, она снова закрыла глаза, а когда ее веки опять поднялись, то поднялись уже там. Она была в комнате.
Наташа лежала на спине среди мусора, разбросанных коробок, тюбиков и кистей. Когда она открыла глаза, ее голова была прижата правой щекой к полу. В метре от нее уходили куда-то ввысь «ноги» мольберта. Она чуть скосила глаза вниз — рядом на полу валялось лезвие «Жиллет», густо вымазанное кровью. Ее кровью. Но это было не так уж плохо. Хуже было то, что, несмотря на возвращение, она по-прежнему чувствовала боль в плече, чувствовала горящую огнем царапину на спине, оставленную волчьим когтем. Это было невозможно.
Застонав, она попыталась приподняться, опираясь на правую руку, и над ней склонилось лицо. Выражение его было жестким, напряженным.
— Помоги, — прошептала Наташа, — помоги мне… сесть…
Андрей осторожно чуть приподнял ее, и через секунду затылок Наташи оперся о стену. Он содрал с себя рубашку, не утруждаясь расстегиваньем пуговиц и наклонился к ней. В его руке блеснул нож, и она чуть съежилась, почему-то решив, что сейчас он перережет ей горло, но лезвие всего-навсего приподняло бретельку и разрезало ее — насквозь пропитанная кровью, та поддалась с трудом.
— Он укусил меня там… — с хриплым удивлением сказала она. — Почему же я истекаю кровью здесь? Ты видишь? Ты тоже видишь?
— Вижу, — глухо ответил он, что-то делая с ее плечом. Слышался треск рвущейся ткани. Его действия ощущались как-то издалека, словно во сне. — Сейчас не это важно. Ты можешь не болтать?
— Нет, подожди… Я хочу знать, что там… Ты можешь сказать, что именно ты видишь? Это очень важно. Скажи мне!..
— Рваная рана, похоже, от собачьих зубов… Очень большой собаки. Какого хрена… — Андрей тут же оборвал себя — удивляться он будет потом, хотя невозможно было отогнать от глаз эту жуткую и фантастическую картину — как голое девичье плечо вдруг само по себе словно взрывается, расплескивая кровь, и кожа полукругом превращается в рваные лохмы, проседает глубокими кровоточащими дырами.
— Не собаки… волка… — теперь в голосе Наташи слышалось странное удовлетворение. — Он укусил меня там… твой волк меня укусил… Но я его поймала… вот так…
— Мой волк?.. — на его лице появилось изумление смешанное с болью, словно кто-то всадил нож ему в спину. — Но ведь это…
— Всего лишь продукт деятельности мозга? Иллюзия? — тяжело дыша, она улыбалась. — Да, для вас это по-прежнему иллюзия. Для меня больше нет… либо он был слишком силен. Ты вырастил страшного зверя, Схимник, страшного… Не смотри так, я сама не знала, что из этого получится… Ты сможешь остановить кровь?
— Уже остановил. Сейчас поедем в больницу. Я…
— Не надо больниц. Пока не надо… Сходи в аптеку, купи… что надо… и перевяжи нормально… стерильно… Тебе ведь приходилось перевязывать в полевых условиях… и похуже раны?..
— Спятила?! — грубо произнес Андрей, вставая. Его руки были в крови. — У тебя мышцы разорваны… кость наружу!.. Зашивать надо!
— Ты ведь остановил кровь? — упрямо сказала Наташа. — Час ничего не решит. Делай, что говорю — я это заслужила! И принеси какую-нибудь одежду — рынок рядом. Если я пойду по улице в таком виде — люди не поймут.