Darkest Dungeon: Вечные узники

Titan Elder

А в лицо ему уже несутся новые сгустки кислоты.

“Влево! Вправо и вперёд! Пригнуться! Вправо!”

Хранитель ловко уклоняется от плевков чудовища и перепрыгивает огненные дуги. Одним движением выхватывает метательный нож и запускает во врага. Метил в голову, попал в грудь – плохо. Нож воткнулся по рукоятку, да толку мало, для Создания он меньше занозы. Гаухолс, скрипнув зубами, совершает очередной уворот, затем срывает с себя задымившуюся накидку, на которую угодила пара брызг токсичной жижи. Это противостояние не назвать битвой. Оно, скорей, похоже на ритуальную

пляску смерти пред ликом божества.

И всё же финальный босс держится на высоте. Остаётся невредим, избегая кислотных залпов, вновь и вновь находя зазоры в полыхающих синим спиралях. Атаки Создания весьма предсказуемы, ему мешают сосредоточиться видения, что переполняют рассудок.

Схватка кажется Хозяину Тьмы всё менее значительной, его душа фантомной волной распространяется в пространстве, пересекает каменные стены, земную толщу, леса, горы, моря. Тьма подгоняет осколки души порывами ветра, ибо сущность божества должна пронизывать всё мироздание, бдительно следя за всеми своими служителями.

“Но у меня их нет. Никто за пределами темницы не знает обо мне.”

О, Хозяин Тьмы заблуждается. Бог не земная тварь и не волшебный демон. Природа богов гораздо проще. Они воплощенные аспекты, образы мысли, жизненные пути. Чтобы идти по дороге смертный не обязан знать её истории – чтобы поклоняться богу не нужно тщательно изучать его личность. Нужно только прочувствовать идею, и божество обратит на тебя взгляд.

Осколки души бывшего Безымянного, закружив над людскими поселениями, сыплются незримым дождем на головы тех, кто её понимает, – на таких же безнадёжно напуганных и голодных. Каждый из них теперь связан с Хозяином Тьмы. Он видит глазами несчастных, слышит их ушами, мыслит их мыслями.

Будто пред ним распахнулись сотни и тысячи книг забытых воспоминаний. Тех, которые, согласно легендам, дают окунуться в чужой разум. Только постигает Хозяин Тьмы не житие далеких предков, а бренное существование посторонних ему современников.

Хотя каких ещё посторонних, если его дух стал продолжением их душ? Если он прямо сейчас наедине с каждым из них и его бедой, если видит насквозь их сокровенные воспоминания и неосуществленные мечты?

Вот солдат – единственный уцелевший из строя, застыл, таращась на несущихся на него всадников. Вон подавляет тошноту девушка, продающая себя за корку хлеба. А там, подальше, семья жмётся к стене комнаты, пока к ним в дверь ломятся пьяные погромщики…

Забавно. Безымянный, тот попаданец, искренне надеялся выбраться из кристального подземелья – и вот, весь внешний мир как на ладони. Мир-гнойник стократно более сложный чем темница, но ничуть не менее мерзкий, погрязший в разрухе, войне и мракобесии.

Разумеется, на белом свете есть не только мрак: не все смертные погрязли в нём. Некоторым удается сохранять человеческое лицо и приходить друг другу на выручку, некоторым везёт отражать напасти и вести сытую спокойную жизнь. Но в их душах нет места новоиспеченному богу безумия и отчаяния. Он никогда не увидит картину с их стороны.

Как же забавно. Безымянный-попаданец так хотела завести множество новых знакомых – пожалуйста, пусть слушает, как опустившиеся на дно бедолаги хором, без спроса рассказывают ей истории своих убогих жизней.

А

ещё они молятся.

Молятся почти все, за вычетом совсем отчаявшихся. На разных языках, кто-то заученными священными текстами, а кто-то своими словами, про себя или воплем, но все страждущие, от бродяги, замерзающего в переулке, до престарелой графини, оставленной в горящем поместье, просят об одном и том же:

“Избави нас…”

Просят, конечно, не его. Демиургов можно понять, кто захочет возиться с такими ничтожествами? Хозяин Тьмы тоже не хочет. Однако ей выбора не дают. Отныне – вовек, их судьба – её удел.

Это не имеет значения. Натиск только усиливается, сотни видений вколачиваются в разум, как гвозди в крышку гроба. Гонимые, хворающие, обездоленные – всё смешалось воедино. Ему уже не разобрать, где кончается его сознание и начинаются остальные.

Больше не понять: это с него срывают одежду? Это у неё гниют зубы? Это его угоняют в рабство? Существо теряется в этом сумрачном лесу, где каждое дерево – изломанная жизнь. Растворяется в нём. Становится с ним единым целым.

Гаухолс плохо представляет, как ему сразить монстра, но подбирается всё ближе.

Бить куда попало? Вряд ли исполинской твари это всерьёз навредит. Надежда Гаухолса – удар в слабое место.

Метнуть запасное копьё? Нет, рискованно. Промахнется – останется без дополнительного оружия.

В голове не к месту всплывает давнее воспоминание о том, как в прошлой жизни Гаухолс любил ползать по деревьям. И этот навык…

Глупость, конечно. Но может сработать.

Первое правило охотника на чудовищ: если враг безнадёжно сильнее тебя, а сбежать невозможно, поставь все усилия на мощный удар в голову. И молись.

Второго шанса не будет.

Воздух вокруг Создания загустел от тошнотворного зловония. Гаухолс глубоко вдыхает через рот и, подбежав к громадине сбоку, цепляется за его руки прежде, чем они успеют вцепиться в него. Подтягивается, ставит ноги в щели меж жировых складок, перехватывается за те руки, что повыше. На ощупь шкура чудовища жесткая, шершавая и холодная, подобная крепостной стене.

Наглость благоволит Гаухолсу. Она взбирается метра на полтора ещё до того, как Создание среагирует.

Но вот после…

Хозяна Тьмы переполняет утысячерённая ненависть его последователей. Стегаемый господской плетью крепостной. Сосланный на каторгу вольнодумец. Жертва, заживо расчленяемая на сектантском алтаре… Эти уже не молятся.

Сжимая скалящиеся зубы, они в унисон проклинают мироздание. Они бредят об одном и том же – восстать бы после смерти призраком небывалой силы, обернуться черной бурей и помчаться над землёй, круша и ломая всё на пути. Рушить жилища и выдергивать оттуда людишек. Жирную знать, нахальных сатрапов, продажных попов, тупую бедноту – сгрести всех в охапку, швырнуть в грязь, раздавить как насекомых. Потом сорвать с неба богов, как листья с ветки, закружить их в урагане – пусть узнают, каково быть беспомощными. Пусть будет немыслимо! Пусть будет беспощадно! Пусть всю вселенную сотрёт в пыль.