Даркут. Великий перелом

Тыналин Алим

***

Наутро подошел к кибитке Цитана. Нима сидела возле входа с ребенком на руках. Подняла голову, посмотрела в глаза.

Амрак кивнул. Протянул книгу и гребень.

– Твоему сыну больше ничего не грозит.

– Спасибо, – прошептала Нима. – Ты даже не представляешь…

– Краска, – напомнил Амрак.

– Сейчас, – Нима откинула полог, вошла в кибитку.

Вышла, отдала кожаный бурдюк. Ребенок проснулся, заплакал. Следом вышел Цитан.

– Нима,

ты сошла с ума? Даришь этому пьянице такую дорогую краску?

Девушка укачивала сына.

– Да, любимый. Мы поспорили из-за пустяка, и я проиграла.

Цитан упер кулаки в бока.

– Что за пустяк? Я хочу знать.

Нима улыбнулась.

– Я обещала не рассказывать. Никому и никогда.

– Как это не рассказывать? Даже своему мужу?

– Тебе в первую очередь, – девушка еще раз глянула на Амрака и ушла в кибитку. Книга и гребень остались лежать на траве.

Цитан погрозил кулаком:

– Не приближайся к моей жене, старик.

И тоже зашел в жилище.

Амрак помахал им вслед рогом с арахи. Днем собрал дрова для Калзана. Поел, поспал. Когда настал вечер, собрал вещи, пошел прочь из аила. Больше здесь оставаться нельзя.

Детские игры

На девятый день весеннего месяца отец привез Чиуна в учебный стан Иргилэ. Здесь из мальчиков-даркутов делали воинов.

А еще это место называли Обитель синеротиков. В скалах неподалеку гнездились гарпии. Их птенцы с большими серыми головами разевали синие клювы, прося пищу.

Гарпии переставали кормить птенцов через неделю после вылупления. Вскоре те выпадали из гнезд. Большинство погибало, а оставшиеся сами учились летать и превращались в гарпий.

Хальк, отец Чиуна, ссадил мальчика с гаура, тонконогой антилопы, не доехав трех оков до Иргилэ. По старинным даркутским обычаям низкорослый мускулистый Хальк налысо побрил голову, оставил только длинную рыжую косу на макушке и усы до подбородка. Мотнул головой в сторону стана. Потом развернул гаура и поехал обратно в тэйп. Если Чиун выживет в Иргилэ, он сам вернется в родные края через пять лет.

Мальчик побрел к стану по крутым холмам. В темно-красном небе летали гарпии. Амай сияла белым светом. Холодный ветер дул в спину.

Черная степная трава жесткая после зимы. Стебли кололи через подошву сапог из бизоньей кожи. В земле застыли камни. Тощие искривленные березки едва доставали до груди.

На полпути к Иргилэ Чиун встретил двух пещерных гиен. Они с визгом и рычанием рвали на куски тело подростка лет десяти. Почти нетронутое лицо мертвеца было измазано синей краской.

Полсага спустя Чиун добрался до Иргилэ. Обычное стойбище. Укрыто между холмами. А сколько разговоров дома было…

Кибитки, костры, сизые дымки. Вдалеке пасутся овцебыки и бизоны. Женщин нет. И много ребятишек. Только не бегают, а ходят степенно.

Из одежды лишь повязка на бедрах. На пришлого мальчика не обратили внимание.

Чиун подошел к ближайшей кибитке. У порога сидел мужчина с гривой грязных черных волос, собранных в пучок на затылке и точил халади с длинными клинками. На теле накидка из шкуры саблезубого леопарда. Мужчина глянул на Чиуна, махнул рукой в сторону:

– Новичок, не лезь ко мне. Иди к Салуру.

Чиун направился дальше, но у другой кибитки путь преградили двое мальчиков постарше, лет двенадцати.

– А, синее мясцо подвалило. Ты откуда такой взялся, замухреныш? – спросил тот, что справа, ростом, с взрослого. Широкие плечи, толстый живот. Смуглый. Нос картошкой, узкие глазки.

– Гляди, Кынык, у него волосы, как у варраха, – добавил второй. Пониже, тощий, улыбчивый.

Что верно, то верно, вихры у Чиуна в отца, огненно-рыжие. Только у отца всегда аккуратно собраны в косу, а у мальчика вечно торчали в стороны. И характер под стать рыжей плутовке. Мать, когда мыла голову, так и спрашивала: «Кого сегодня обманул, варрахенок мой неугомонный?».

– Мой тэйп кочует у гор Газгерда, – ответил Чиун, разглядывая мальчиков.

– А, так ты еще и вонючий горный козел, – заметил тощий. Улыбнулся шире, хотел добавить еще.

И не успел. Ни один даркут не потерпит, когда о его тэйпе отзываются пренебрежительно. Чиун сделал удивленное лицо, глядя им за спины. Поклонился, сказал:

– Пусть Амай светит ярче, почтенный Салур.

Старая уловка сработала, мальчишки оглянулись. Чиун выхватил калингу с тремя лезвиями, что прятал на груди. Полоснул тощего по удобно подставленной шее. Хотел ударить еще раз и посильнее, но тот успел отскочить.

А вот плотный Кынык, наоборот, бросился на Чиуна. Сбил с ног, придавил руку с калингой. Еще и лбом по лицу приложил. Пришиб бы, наверное, но у Чиуна в левом рукаве был припрятан еще один сюрприз. Остро заточенный гвоздь, украл у кузнеца. Мальчик изловчился, достал железку, хотел ткнуть Кыныка в глаз.

Но им помешали, и растащили в стороны.

Чиун поднялся, утер лицо и огляделся. Вокруг стояли другие подростки, разглядывали драчунов. Рядом с Кыныком стоял бородатый мужчина, среднего роста, в шкурах овцебыка. На поясе рог и свернутый кольцами аркан-болас.

Мужчина ударил Кыныка в лицо. Потом тощего. Тот стоял, зажав кровоточащую шею рукой.

– Это за то, что позволили синеротику ранить вас. Как будете проходить Большое испытание, ума не приложу. Я моргнуть не успею, а вас уже размажут по земле, – посетовал мужчина и поглядел на Чиуна. – А ты, щенок, отдай все оружие. Тебе не сказали, что ли? В драках между учениками нельзя применять оружие.

Чиун пожал плечами. Он слышал о запрете, но предпочел забыть. Отдал мужчине калингу и гвоздь.