Дары смерти (перевод Snitch)
Шрифт:
— Знаю, — ответил Люпин. — И тем не менее, если не можешь доказать, что у тебя есть хоть один близкий родственник-волшебник, теперь считается, что ты получил волшебные способности незаконно и должен быть наказан.
Рон взглянул на Гермиону и сказал:
— А если чистокровки и полукровки поклянутся, что магглорождённая — член их семьи? Я всем скажу, что Гермиона моя родственница…
Гермиона накрыла руку Рона своей и сжала.
— Спасибо, Рон, но я не могу тебе позволить…
— А у тебя не будет выбора, — горячо возразил Рон, сам схватив её за руку. — Я тебе расскажу свою родословную,
Гермиона слабо засмеялась.
— Рон, поскольку мы в бегах с Гарри Поттером, самым разыскиваемым человеком в стране, вряд ли это имеет значение. Другое дело если бы я вернулась в школу. А что Вольдеморт планирует в отношении Хогвартса? — спросила она Люпина.
— Теперь его обязательно посещать всем юным волшебникам и волшебницам, — ответил он. — Об этом объявили вчера. Серьёзная перемена — это никогда раньше не было принудительным. Конечно, почти все волшебницы и волшебники в Британии получали образование в Хотвартсе, но их родители при желании имели право учить их дома или послать за границу. Так Вольдеморт смолоду будет держать всё волшебное население под своим присмотром. И ещё это очередной способ провести отбраковать магглорождённых, потому что ученики для допуска к занятиям должны получить статус крови. Это значит, что они доказали Министерству своё происхождение от волшебников.
Гарри мутило, он был зол. Сейчас вот взволнованные одиннадцатилетки рассматривают кипы новеньких книг заклинаний. Они и не знают, что им теперь не видать Хогвартса, а, может, и своих семей.
— Это же… это же… — пробормотал он, безуспешно пытаясь найти слова, способные выразить ужасные мысли в его голове, но Люпин тихонько сказал:
— Я знаю.
И, помедлив, продолжил:
— Гарри, если ты этого не сможешь подтвердить, я пойму, но у Ордена такое впечатление, что Дамблдор оставил тебе какое-то задание.
— Да, — ответил Гарри, — и Рону с Гермионой тоже, и они со мной.
— Ты можешь открыть мне, что это за задание?
Гарри смотрел в его не по годам изборождённое морщинами лицо, обрамлённое густыми, но седеющими волосами, и хотел бы дать Люпину другой ответ.
— Не могу Рем, прости. Если Дамблдор тебе не сказал, то и я, наверное, не могу.
— Я так и думал, что ты это скажешь, — с разочарованным видом отозвался Люпин. — И всё-таки я могу тебе кое-чем пригодиться. Ты знаешь, кто я и что могу. Я мог бы пойти с тобой для защиты. Не обязательно рассказывать мне, что именно ты задумал.
Гарри колебался. Предложение было очень соблазнительным, хоть он и не представлял себе, как им сохранять своё задание в секрете от Люпина, если он будет рядом.
Но Гермиона выглядела озадаченной.
— А как же Тонкс? — спросила она.
— А что Тонкс? — сказал Люпин.
— Ну, — нахмурилась Гермиона, — ты ведь женат! Как ей понравится, если ты уйдёшь с нами?
— Тонкс будет в полной безопасности, — сказал Люпин. — Она будет в доме родителей.
В его тоне было что-то странное: он был почти холодным. И как-то странно было, что Тонкс будет прятаться в доме родителей. В конце концов, она же член Ордена, и, насколько понимал Гарри, скорее всего, захотела бы быть в гуще событий.
— Рем, — осторожно
— Спасибо, всё отлично, — подчёркнуто закрыл тему Люпин.
Гермиона порозовела. Последовала ещё одна пауза, смущённая и неловкая, а потом Люпин сказал, будто заставив себя признать что-то неприятное: — Тонкс ждёт ребёнка.
— Ой, как чудесно! — пискнула Гермиона.
— Замечательно! — восторженно сказал Рон.
— Поздравляем, — сказал Гарри.
Люпин изобразил улыбку, больше похожую на гримасу, и сказал:
— Ну… вы принимаете моё предложение? Где трое, там четвёртому место найдётся? Ни за что не поверю, что Дамблдор бы это не одобрил. В конце концов, он же назначил меня вашим учителем защиты от тёмных сил. И должен вам сказать, что, по-моему, мы столкнёмся с магией, которой многие не встречали и представить себе не могли.
И Рон, и Гермиона взглянули на Гарри.
— Я… я что-то не совсем понял, — сказал тот, — ты хочешь оставить Тонкс в доме родителей и уйти с нами?
— Она там будет в полной безопасности, за ней присмотрят, — сказал Люпин. Он говорил с решимостью, граничащей с безразличием: — Гарри, я уверен, Джеймс хотел бы, чтобы я был рядом с тобой.
— Ну а я, — медленно произнёс Гарри, — не уверен. Я абсолютно уверен, что мой отец захотел бы знать, почему ты не рядом с собственным ребёнком.
С лица Люпина разом исчезли краски. В комнате словно похолодало градусов на десять. Рон внимательно изучал кухню, как будто ему поручили запомнить её наизусть; взгляд Гермионы метался между Гарри и Люпином.
— Ты не понимаешь, — наконец сказал Люпин.
— Ну так объясни, — сказал Гарри.
Люпин сглотнул.
— Я… я совершил непростительную ошибку, женившись на Тонкс. Я пошёл против здравого смысла и всё время сильно жалею об этом.
— Ясно, — сказал Гарри, — и потому ты собрался просто бросить её и ребёнка и сбежать с нами?
Люпин вскочил на ноги, опрокинув стул. Он уставился на друзей с такой яростью, что Гарри впервые увидел в его человеческом лице что-то волчье.
— Как ты не понимаешь, что я сделал со своей женой и будущим ребёнком? Я не должен был на ней жениться, я сделал её изгоем!
И Люпин пинком отбросил перевёрнутый стул.
— Вы всегда видели меня только в Ордене или под защитой Дамблдора в Хогвартсе! Вы не знаете, как подобных мне существ воспринимает почти весь мир волшебников! Когда они узнают о моей напасти, они едва со мной общаются! Разве не понятно, что я наделал? Даже её собственной семье наш брак противен — какие родители захотят, чтобы их единственная дочь вышла за оборотня? А ребёнок — ребёнок…
Тут Люпин просто вцепился себе в волосы; он будто обезумел.
— Такие как я обычно не плодятся! Уверен, что ребёнок будет как я. Как мне простить себя за то, что я сознательно рискнул передать свою болезнь невинному младенцу? А если каким-то чудом он будет не такой, как я, ему будет лучше, в сто раз лучше, без отца, которого вечно придётся стыдиться!
— Рем! — со слезами на глазах шепнула Гермиона. — Не говори так — как может ребёнок тебя стыдиться?
— Ну не знаю, Гермиона, — сказал Гарри. — Вот я бы его стыдился.