Datura Fastuosa

Гофман Эрнст Теодор Амадей

— Милостивый Боже! — вскричал Евгений. — Разве есть для меня более жестокая смерть?

— Так она решила в первые мгновения своего любовного отчаяния и безумия, — плутовски улыбаясь, продолжил Фермино. — И все же я надеюсь, что сегодня в полночь ты ее увидишь. В этот час в нашей теплице расцветет цереус, редчайший сорт кактуса, огромные цветы которого, как тебе известно, начнут увядать уже с первыми лучами солнца. Насколько граф терпеть не может пряный, едкий аромат этих цветов, настолько их обожает графиня Габриэла. Вернее сказать, склонная к мечтательности душа Габриэлы видит в таинственности этого цветения величественную мистерию любви

и смерти: в единую ночь почти мгновенное воспарение к мигу величайшего блаженства и столь же быстрое увядание. Несмотря на свои боль и отчаянье, графиня непременно придет сегодня вечером в теплицу, где я тебя предварительно спрячу. Подумай сам о средствах, с помощью которых ты наконец сможешь освободиться от своих оков, бежать из своей темницы. Все это я препоручаю твоей любви и твоей путеводной звезде. Тебя мне жаль больше, чем графиню, и потому я приложу все усилия, чтобы помочь тебе достигнуть полного счастья.

Едва Фермино оставил юношу, как к нему в комнату вошла профессорша.

— Евгений, — сказала она с глубокой, повергающей в уныние серьезностью почтенной матроны, — Евгений, так далее между нами продолжаться не может!

И тут в голове юноши, подобно яркой молнии, блеснула внезапная мысль, что их союз не так уж нерасторжим, ведь причиной судебного развода могла бы явиться хотя бы разница в возрасте.

— Да, — воскликнул он с торжествующей насмешкой, — да, госпожа профессорша, вы совершенно правы, так далее продолжаться не может! Пришел конец нашим отношениям, порожденным безрассудным обманом, влекущим меня к гибели. Разлука… развод… я согласен на все!

— Как? — проговорила она дрожащим голосом. — Меня, которая сама тебя предостерегала, когда ты предпочел безумную мирскую жизнь спокойствию и миру в душе, меня, свою любящую мать, ты хочешь сделать беззащитной жертвой злобных насмешек и издевательств? Нет, Евгений, ты так не поступишь! Ты не посмеешь! Сатана ослепил тебя! Опомнись, приди в себя! Неужто Дело дошло до того, что ты ненавидишь свою мать, заботившуюся о тебе и лелеявшую тебя, ничего не желавшую, кроме твоего теперешнего и вечного блага? Неужто ты действительно хочешь теперь со мной расстаться? Ах, Евгений, для нашего развода не потребуется земного судьи! Скоро, очень скоро это свершится, Небесный Отец отзовет меня из этой печальной земной юдоли. Когда, позабытая своим сыном, я буду покоиться во гробе, тогда и наслаждайся вновь обретенной свободой… тем призрачным счастьем, что сулят тебе соблазны мирского бытия.

Голос профессорши пресекся и утонул в потоке слез, которые она медленно стирала с покрасневших глаз носовым платком.

Сердце юноши еще не настолько окаменело, чтобы его не могла пронять такая глубокая и мучительная скорбь почтенной дамы. Евгений понял, что любой его шаг к разводу не только принесет ей позор, но и, возможно, смерть. Нет, таким путем он не хотел обрести свободу. Он решил затаиться, терпеть, гибнуть, но… «Габриэла!» — вдруг громко зазвучало у него в мозгу, и в душе вновь вспыхнула неудержимая, лютая злоба к старухе.

ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ

Была темная, душная ночь. Дыхание природы обозначалось шорохом черных кустов, а на далеком горизонте, как огненные змеи, вспыхивали молнии. Всю местность вокруг графского сада наполнял удивительный аромат расцветшего цереуса. Опьяненный любовью и жарким всепоглощающим желанием, Евгений стоял у ворот сада; наконец появился Фермино, отпер ворота и провел его в

скудно освещенную теплицу, где предложил спрятаться в темном, неосвещенном углу.

Прошло немного времени, и в теплицу, в сопровождении Фермино и садовника, явилась Габриэла. Все трое встали перед великолепно расцветшим кактусом, и садовник стал пространно сообщать все сведения об этом удивительном растении и о том, сколь много труда и искусства требуется, чтобы обеспечить за ним полноценный уход. Наконец Фермино удалился и увел с собой садовника.

Габриэла стояла, словно погруженная в сладкие грезы, затем глубоко вздохнула и тихо проговорила:

— Ах, если бы я могла жить… и умереть, как этот цветок! О Эухеньо!..

Услыхав свое имя, юноша не выдержал: внезапно выскочив из своего укрытия, он бросился к ее ногам.

Габриэла непроизвольно издала громкий крик и хотела бежать, но юноша заключил ее в объятия со всей силой отчаянья и безудержной страсти, и она тоже обвила его шею своими лилейными руками. Ни слова… ни звука… одни только пламенные, жаркие поцелуи!

Но вот послышались чьи-то приближающиеся шаги, графиня в последний раз крепко прижала юношу к своей груди.

— Стань свободным… стань моим! Либо быть с тобой, либо смерть! — прошептала она чуть слышно, затем мягко отстранила его и выбежала из теплицы.

Фермино нашел друга одурманенным, чуть не лишившимся от восторга рассудка.

— Разве я обещал тебе слишком многое? — сказал наконец испанец, когда Евгений, казалось, пришел в себя. — Разве можно быть любимым жарче, чем ты? Но после столь вдохновляющего любовного экстаза я должен, дружище, позаботиться о твоих земных потребностях. Хотя любящие обычно не придают значения прочим земным радостям, позволь мне все же, прежде чем наступит утро и ты вернешься домой, немного тебя подкрепить.

Евгений все еще механически, будто во сне, последовал за другом в ту самую комнату, где однажды видел его занимающимся химическими экспериментами.

Он попробовал пряные, сильно наперченные кушанья, которые были там расставлены, но еще больше ему понравилось огненное вино, которого его заставил выпить Фермино.

Темой их разговора, как можно себе представить, была Габриэла, одна только Габриэла. В груди юноши пробудились сладкие надежды на любовное счастье с графиней.

Настало утро, Евгений собрался уходить, Фермино проводил его до садовых ворот и на прощанье сказал:

— Помни, мой друг, слова Габриэлы: «Стань свободным, стань моим!» Прими же наконец решение, которое быстро и уверенно приведет тебя к желанной цели! Я говорю «быстро», так как послезавтра с рассветом мы уезжаем.

Проговорив это, испанец захлопнул ворота и удалился по боковой дорожке.

У Евгения пресеклось дыхание, он не в силах был сдвинуться с места. Она уезжает, уезжает, а он не сможет последовать за нею! Все надежды его рухнули, словно от внезапного удара молнии. Наконец он собрался с силами и пустился бежать, неся в сердце смерть. Все жарче и яростнее вскипала в его жилах кровь, когда он возвратился в свой дом; казалось, стены готовы были рухнуть на него, он выбежал в сад. Он увидел прекрасный цветущий куст Datura Fastuosa; каждое утро над его цветами склонялась профессорша, вдыхая их бальзамический аромат. Адские мысли внезапно ударили ему в голову, сатана завладел им, юноша вытащил из кармана колбочку, которую дал ему Фермино и которая все еще была при нем, открыл ее и, отвернув лицо, высыпал порошок прямо в чашечку цветка.