Дауншифтер
Шрифт:
— Народу, конечно, стало поменьше, чем в былые мирные дни, но есть, заглядывают люди. Слух прошёл, и теперь уже вертолётчики нет-нет, да наведаются, учёные разные, спасатели…
— Сейчас у тебя Катя в зале?
— Интересуешься молодками? — хитро улыбнулась она, и я тут же поперхнулся солёным огурцом. Похлопав меня по спине ладошкой и придвинув поближе стакан с компотом из морошки и облепихи, Юлия сказала:
— А что это у тебя дыхание сводит, дело молодое, нужное. Катерина у нас девочка примерная, толковая, домовитая. Красивая ведь, да? Опять же не пьёт, не курит… В зале она. Сейчас там спокойно, ничего не происходит.
Но
Судя по тому, с каким видом Мифтахова выслушала нашёптанное ей сообщение, что-то в заведении всё-таки происходило. Конфликт этих самых «ханжиков» с котлетами? Уходя, она в свою очередь тоже что-то шепнула Буряту, наверное, отдавая какое-то распоряжение. Не успела скрыться, как вышибала подошёл ко мне и без церемоний забрал тарелку. Забрал и ушёл, оставив меня сидеть с открытым ртом. Надо признать, что и вернулся это душегуб достаточно быстро — на свежей тарелке с красным соусом и диким луком лежали два длинных люля-кебаба. Это я удачно зашёл!
— Ты моей хозяйке помог, мальчика спас, уважаю, — раскатисто проворчал Бурят, положив тяжёлую длань мне на плечо. — Будут бить, впишусь, слово даю.
И без продолжения отвалил восвояси, заставив меня, поражённого до глубины души самой длинной речью, произнесённую вышибалой в моём присутствии, зависнуть во второй раз. Вернувшись минут через семь, Мифтахова опять села напротив, подставила кулачок под подбородок, и участливо спросила:
— А у тебя как?
— Помаленьку. Давненько в посёлке не был. Сколько… Дней восемь вроде, — начал я, откидываясь на спинку с салфеткой в руках. — В зимовье работали с Новиковым и Степаном. Наставили повсюду волчьих капканов, словно маньяки какие-то, получилась целая заградительная полоса.
— Попался кто-нибудь?
— Вообще никого не видели и не слышали. Вдалеке пару раз орали, но ближе не суются, побаиваются. Волки заглядывали, представляешь! Кот так зашипел… Вышли прямо на поляну, голов семь. Посмотрели, принюхались, чуть повыли и ушли.
— Ничего себе! — удивилась женщина. — Ведь помнят!
— Похоже на то… Сейчас приехал со Стёпкой, дело есть. Ильяс Сарсембаев помочь просит, ему дальнюю избу поправить нужно. Сам не справится.
— Степана с собой возьмёшь?
— Нет, не возьму, — я отрицательно качнул головой. — Боюсь очень. И в зимовье одного ни за что не оставлю, пусть лучше здесь сидит, в квартире. Что я родителям скажу, случись беда?
— Кстати, как они твоё предложение…
— Насторожились, конечно, — быстро ответил я. — Ещё бы! Звонит незнакомый дядька, предлагает забрать их чадо себе на передержку.
— Слово-то какое выбрал… — скривилась Юлия.
— Да? Какое надо? Ну, хорошо, на присмотр. Я же грамотно сделал, рассказал, какие тут расклады, мол, ребёнок один болтается. Безнадзорно, всё может случиться. А разговор разбил на две части, предложил переварить, подумать часика два. Сам сходил со Степаном, посмотрел избу эту древнюю, в которой он с бабкой жил… Что сказать, ужас. Колонка чёрт знает где, печь разваливается, дров почти нет. Электропроводка такая, что свет лучше не включать.
— Они и согласились, — понимающе подытожила Мифтахова.
— А уж Песегов как был рад! — улыбнулся я, ощупывая пальцами резные узоры Гусь-хрустальной рюмки.
— Ещё бы! Спихнул с себя ответственность за ребёнка, чёрт толстопузый, и доволен. Чем занимается-то?
— Стёпка-то? — понял я. — С трансивером возится, осваивает. Утром к радисту убежал в администрацию, обучается радиоделу. Мы на крыше двухэтажки хорошую антенну поставили, теперь будет устойчивая связь на большой дальности. Так что станет дежурным на квартирной радиоточке, некогда болтаться.
Она с минуту помолчала, думая о чём-то своём, а потом подхватилась:
— Ой! А чего ж ты не пьёшь? Ещё водочки? Хорошая марка, проверенная, не больная.
— Спасибо, Юль, мне уже хватит. Такую вкуснятину спиртным запивать — только рецепторы отвлекать от прекрасного.
— Совсем ты уже у нас освоился, — неожиданно сказала она тихо. — Настоящим крестовцем стал, корневым. Надёжным, своим. А говорили — куркуль приехал столичный, будет тут через губу с нами разговаривать, пока не получит по морде и не убежит обратно в Москву. И знаешь, спасибо тебе за Стёпку. Хорошо ты поступил.
— Ну, всё! Захвалила, хоть красней. Тебе спасибо, родная, за такой обед, пойду. Ещё Сомова найти нужно, хотим с собой взять.
Мы легко и коротко обнялись, и я, сытый и тяжёлый, вывалился на улицу.
После такого роскошного позднего обеда настроение стало меняться радикально. Яркое солнце уходящего лета, насыщенное голубым небо без единого облачка, лёгкий ветерок, отгоняющий мошкару — редкое в последнее время удовольствие, надо ему соответствовать и пользоваться этим даром погоды.
Решив сходить к реке, я поменял маршрут и неторопливо зашагал в сторону дебаркадера, попутно поглядывая на небеса. Куртка осталась дома, на мне была футболка, джинсы и вполне естественно выглядевший сейчас ремень с двумя кобурами. Все ходят по посёлку с оружием. Участковый уже видел меня в таком прикиде, не сказав ни слова, поступив так же, как шериф в ковбойском Техасе, увидевший на горожанине пояс с новыми револьверами. Какое ему дело, где именно человек взял новое оружие? Купил, нашёл, ухватил трофеем, какая разница? Он добропорядочный гражданин, имеет право на защиту себя и других, а опасность нападения команчей существует… Закон фронтира.
Лучше бы, конечно, ещё и «зауэр» на плече носить. Неохота. И я, не без выпендрёжа, конечно, решил, что двух «токаревых» будет достаточно для усмирения прорвавшегося прыгуна. Участковый днями наладил систему патрулирования на дому. Четыре пенсионера в узловых точках постоянно сидят возле окон с ружьями наготове. Приосанились дедки, форму надели, фуражки. Старикам — важное дело, населению спокойствие.
И вообще всё вокруг странным образом наладилось, отстроилось. Каменные Кресты словно отступили в другую эпоху, более дикую, но и более честную: вот ты, вот твои близкие и друзья, а там враги, их нужно безжалостно убивать, защищая обчество. И мне эта эпоха и состояние были по душе.