Даурия
Шрифт:
— Зачем приезжали-то?
— Попроведовать… Ха-ха… На жизнь нашу непутевую посмотреть, настроеньице станичников узнать.
— Вот бы хорошо его увидеть!
— Даст Бог и увидишь. Он мне тут многое порассказал. Семенов, говорит, теперь по-настоящему оперился. Голыми руками не схватишь — обжечься можно. Япония ему помогает. Навезли, говорят, в Маньчжурию и пушек, и пулеметов, и обмундирования всякого разного. Все солдаты и казаки в заграничной справе щеголяют. Вам, по-моему, сразу же надо к
— Мы и сами об этом думку держим.
— И хорошо делаете.
— Я за папашу еще расплачусь. Так расплачусь, что чертям тошно станет! Первому Тишке Косых красные сопли пущу.
— Это не он ли нынче помогал комиссарам казаков вязать?
— Он самый. Да не один он, у него и друзья-приятели есть. Такие же волки.
— Ой, начеку вам, ребятушки, надо быть. В оба за ними смотрите, а то они вас в момент и пришить могут.
— Это мы посмотрим, дядя. Мы ведь тоже стрелять умеем. Мы постараемся, чтобы нам вперед довелось стрелять по ним.
— Дай-то Бог! Об этом и день и ночь молиться буду. А теперь давайте спать. Утром раненько надо вставать, — сказал Демидов, подымаясь со стула.
XXIII
В один из последних майских дней головная четвертая сотня Второго Аргунского полка из мунгаловцев и орловцев, под командой Тимофея Косых, подходила к одной из степных станиц. Дорога шла по выжженным волнистым увалам. Седые орланы кружились над степью. На увалах, у красноватого щебня нор, рыжими столбиками торчали любопытные сурки, тревожно перекликаясь.
Дорога вывела на голый бесплодный хребет.
Одолев подъем, сотня остановилась на самом гребне на короткий десятиминутный отдых. Здесь веял легкий вершинный ветер. Далеко-далеко внизу, в текучем и горячем мареве была видна станица. В самой гуще ее построек жарко горела серебряная звезда — цинковая крыша какого-то дома. Ближе — синели озера, неоглядно волновались увалы, серел мелкорослый тальник. За тальниками, как мухи на хлебном ломте, рассыпались стада.
— Можно закурить, — весело разрешил Тимофей.
С конем на поводу присел он у обочины пыльной дороги. Из нагрудного кармана суконного френча вынул черный шелковый кисет, расшитый колосьями и васильками.
— Успел кому-то закрутить голову, — рассмеялся Иван Гагарин. — А ведь жил как будто совсем по-монашьи. Ловкач! Ну, что же, разобьем вот золотопогонников да на радостях и свадьбу справим. Дай-ка поглядеть подарочек.
— Даром не давай. За погляд три рубля, — вмешался Роман.
— Отвяжитесь вы все, — рассеянно отмахнулся Тимофей и спрятал заветный кисет. Он вспомнил свою последнюю встречу с Феней у старой мельницы на берегу Драгоценки.
Она полоскала белье, когда он приехал выкупать
— Откуда едешь, Тиша? — потупясь, спросила Феня.
— С заимки. Завтра воевать уезжаем. Слышала?
— Как вам не надоела эта проклятая война? — вдруг сердито спросила Феня. — Не успели дома пожить, и опять на войну. Без вас там не обойдется, что ли?
— Обошлись бы, так не поехали бы. Ждать ты меня будешь?
— Обожду, куда от тебя денешься.
— Ну и спасибо, — горячо сказал Тимофей.
В курчавых кустиках тальника, за широким мельничным руслом простились они…
Вывел Тимофея из забытья рассерженный голос Гагарина:
— Да ты дай хоть закурить, холера этакая! А то подразнил, подразнил своим кисетом, да и оставил с носом.
— Разве? — удивился Тимофей. — Экая оказия. На, закуривай.
В это время глядевший в сторону станицы Роман закричал:
— Тимофей, гляди-ка! Там никак наших обстреляли.
Тимофей вскочил. Заслонясь ладонью от слепящего солнца, взглянул под хребет. Ушедший за это время далеко вперед разъезд под командой Мурзина, рассыпавшись по степи, наметом возвращался назад к подошве хребта.
Ветерком донесло скороговорку ружейной стрельбы.
— По коням!..
Сотня, лязгнув стременами и клинками, четко выполнила команду. Молодые, еще не нюхавшие пороха казаки стали известково-белыми. Алешка Чепалов долгое время не мог найти носком сапога стремя.
— Съезжайте с хребта шагов на тридцать, могут обстрелять.
Роман, осторожно вытягивая голову, стал смотреть вниз. Там, у похожих на букву «П» ворот поскотины, появились муравьино-мелкие люди. Они бежали от ворот под бугор.
Через минуту из-под бугра вымахнула на дорогу конная группа человек в двадцать и стала стремительно уходить к станице. Тут он услыхал взволнованный голос Тимофея. Тимофей спрашивал низкорослого, расторопного казака Шароглазова из Орловской:
— У тебя добрый конь?
— Ничего.
— Поедешь с донесением к командиру полка. Передашь ему на словах, что наш разъезд столкнулся с разъездом противника. Станица, по-видимому, занята. Сотня будет наступать, чтобы выведать силы противника боем. Понял?
— Понял.
— Ну, так шпарь вовсю.
Сотня стала спускаться с хребта к поскотине. Из соседнего узкого и кривого распадка появился Мурзин с разъездом. Взволнованный и серьезный, он подскакал к Тимофею.
— Чуть было, паря, не влип. Посыпали нам перцу на хвост.
— Все живы?
— Да вроде все. Только у Гришки Первухина коня малость поранили.
— Надо было лучше смотреть.
— Смотрели. Только там у ворот ров здоровенный. Они в нем и затаились. Хорошо, что ближе не подпустили, а то бы всем крышка была.