Давай поиграем

Алмазная Анна

– Больно.

– Терпи.

– Больно!
– уже громче повторяет Рэми.
– Болит!

– Что болит?

– Все! Ар. Болит! Ар!

Рэми порывается вскочить с кровати, но Арман не дает, чутьем оборотня понимая, что вставать брату нельзя. Потому, почти грубо вжимает Рэми во влажные простыни, не давая тому даже шанса двинуться. Пусть и рвется Рэми, кричит, сопротивляется, мечется в бреду... Радость и жалость, желание помочь и горечь беспомощности, не дать уйти, не пустить... сжать в объятиях, крепко, еще

крепче. Живой, живой ты... хоть и плачешь от боли, рвешься. Не уйдешь... больше никуда не уйдешь. Ну пущу! Боги, не позволю!

– Не уходи! Даже думать не смей!
– шипит Арман, когда Рэми вновь стонет, сотрясаемый новым приступом.
– Не смей сдаваться, слышишь! Слышишь! За гранью тебя найду, если сдашься! Не смей!

Скрипят за спиной двери, кто-то поспешно вбегает внутрь, отталкивает Армана и чувствуется в воздухе пряный запах магии.

– Т-с-с-с...
– бормочет молодой, не старше видевшего двадцать четыре зимы Армана, а уже давно седовласый Лерин.
– Т-с-с... уже все...

– Больно, - шепчет Рэми.

– Знаю, - спокойно отвечает Лерин, и в глазах его утихает синее сияние.
– Терпи, дружок. Пройдет. Возвращаться из царства мертвых всегда нелегко. А теперь спи... спи, друг, а когда проснешься, боль минует, обещаю...

Волкодав вновь заскулил, ткнулся в ладонь Армана теплым, слегка влажным носом, возвращая дозорного в полумрак комнаты. И только сейчас понял Арман, что бьет его лихорадочная дрожь, а туника промокла от пота.

Но кровь оборотня, подарок и проклятие отца, вновь не дает ошибиться. Рэми был мертв. Но теперь - жив. Боги, этого быть не может... За возвращение мертвого из-за грани приходится дорого платить, слишком дорого. И платить придется Рэми!

Хлопком по приказу Лерина задергиваются шторы на окнах, и дух замка зажигает ярче светильники. Запах магии почти мгновенно выветривается, его заменяет тонкий аромат соснового леса, смешанный с запахом мяты. Рэми жив... жив.

Успокоительно шепчет заклинания Лерин, касаясь лица больного костлявыми, унизанными перстнями пальцами. У него получается лучше, чем у Армана - Рэми быстро успокаивается и дышит ровнее.

Щеки его из ярко-красных становятся розоватыми, как у ребенка, появляется на губах спокойная улыбка, и он поворачивается на бок, поджимая к груди колени.

– Спи уж, герой, - чуть иронично, чуть устало бормочет Лерин, укутывая спящего пушистым одеялом.

А потом быстрым жестом развязывает широкие завязки, отделяя себя от кровати полупрозначной, вышитой серебром тканью.

– Вы мне ничего не хотите объяснить?
– тихо, боясь разбудить брата, спросил Арман.

– Я ничего не буду вам объяснять, старшой, - ушел от ответа Лерин, протянув руку, и на ладони его появилась чаша с чем-то густым и красным, пахнущим спиртным.
– Принц ждет вас там!

"Там" - это было за небольшой, украшенной резьбой дверью, через которую

Арман недавно вошел в спальню Лерина.

Но к Миранису Арман, вне обыкновения, не спешил. Мир еще немного подождет: сейчас Армана волнует только Рэми. И потому он добьется у Лерина хотя бы слово правды, несмотря на сжатые губы телохранителя, его неодобрительный взгляд, синеву под глазами, как после нескольких бессонных ночей, и нотки усталости в голосе.

Но умирал не Лерин, Рэми. Не Лерин метался недавно на подушках - Рэми. И Арман узнает, по чьей вине. Сейчас!

– Кто его?

– Рэми сам расскажет, когда проснется.

– Когда Рэми проснется?

– Думаю, к вечеру.

Лерин, не обращая более на гостя никакого внимания, приподнял портьеру, за которой оказалась небольшая нишу с статуей Радона и чадившими у ног статуи светильниками. Телохранитель остановился на пороге и добавил:

– Несколько дней будет донимать Рэми усталость, но не более. Все закончилось, старшой. А теперь, будьте добры, оставьте нас. Вы и так сегодня узнали слишком много для обычного архана.

Раньше, чем упала тяжелая портьера, Арман увидел, как Лерин опустился на вышитый знаками Радона коврик и, склонив перед статуей голову, погрузился в молитву.

Арман лишь скривился, более не настаивая на ответе: знал он, что аристократичный Лерин его не любит. А почему не любит тоже знал - за кровь оборотня.

Знал, но не понимал, не чуя своей вины. Даже в ипостаси зверя разум Армана оставался человеческим... но такие, как Лерин, этого никогда не поймут. Никто его не понимает, кроме Рэми и Мира. А Арману ведь большего и не надо.

Глава четвертая

Целитель судеб

Книг было много. По мнению Армана, слишком много: уходящие под самый потолок стеллажи были заставлены толстыми томами, каждый из них в аккуратной кожаной обложке с золотым тиснением. Лерин любил порядок.

Между стеллажами у окна стоял небольшой письменный стол, на нем: округлый, переливающийся мягким светом светильник, пучок перьев в подставке и аккуратно сложенная бумага с витиевато выведенной буквой "Л" в нижнем правом углу. И совсем неуместная здесь ваза с только что очищенной морковкой.

За столом удобно устроился в кресле раздраженно листающий книгу Миранис.

– Успокоился?
– спросил принц, грохнув фолиант на стол и подняв небольшое облачко пыли.
– Боги, нудно-то как!

Арман бросил короткий взгляд на толстый том, прочитал на обложке "Пособие по выращиванию драконов" и низко поклонился:

– Да, мой принц.

– "Да, мой принц", - передразнил его Мир, выбирая из вазы морковку посочнее.
– Иногда ты забываешь, что я - твой принц. И это мне на руку. Поклонов и "мой принц" мне и без тебя хватает.