Давай сыграем… в любовь…
Шрифт:
Её вопрос вновь вызвал волну негодования эрцгерцогини. Тоном, не терпящим возражений, она отчитала дочь, напомнив ей, что любопытство — греховный порок, а юной девушке пристали лишь добродетель и подчинение родительской воле. Амалия непочтительно хмыкнула, поняв, что отец не стал посвящать свою жену в политические интриги, чем вызвала очередную отповедь и обещание эти три месяца уделить особое внимание манерам и воспитанию дочери, чтобы та не опозорила их перед императорской четой.
Не сомневаясь, что мать так и сделает, полностью лишив ее последних месяцев свободы, Амалия поспешила
Насупившись, Лиззи смотрела на старшую сестру, которая отобрала у нее все: почет, уважение и красавца— кронпринца, с которым так приятно было кружить в вальсе на зимнем балу.
Амалия ответила ей не менее неприязненным взглядом. Они никогда не любили друг друга. Амалия считала Элизабет слишком глупой и жеманной, та полагала, что старшая сестра резка, иронична, не слишком красива и не думает ни о чем, кроме своих лошадей.
— Ненавижу тебя, — наконец произнесла младшая, — Как же я тебя ненавижу.
Амалия пожала плечами:
— Можешь ненавидеть сколько тебе угодно, это ничего не изменит…
— Интересно, чем ты его так зацепила?
— Ты сейчас о кронпринце или о его отце? — зачем— то уточнила Амалия, совершенно случайно вспомнив мимолетную беседу, которую имела на зимнем балу с императором и императрицей, тогда мать, невзирая на шушуканье за спиной, представляла младшую дочь как дебютантку. Тогда их императорские величества почему— то предпочли побеседовать именно с Амалией, усадив на небольшой стульчик рядом с их золочеными креслами. Вернее, беседовал император, его супруга смотрела на девушку с ледяным снисхождением, как смотрят на таракана, гнушаясь раздавить. Из этой беседы сама Амалия смутно помнила лишь то, что сам император Франц был весьма любезен и пожелал ей приятного вечера.
Потом пришлось аккуратно пятиться по ступеням, опасаясь наступить на пышные оборки бального платья, и чинно высиживать рядом с матерью, пока сестра вовсю кокетничала с Леопольдом.
Девушка попыталась вспомнить своего так внезапно появившегося жениха. Высокий, светловолосый, наверное, он даже был красивым, если бы не презрительная гримаса, словно застывшая на породистом лице с точеными скулами и абсолютно прямым носом. Пухлые — почему— то на ум приходило слово «порочные» — губы то и дело кривились в презрительную улыбку, а голубые глаза смотрели на собеседника с явным снисхождением. Амалии кронпринц никогда не нравился, и она старалась по возможности избегать общения с ним. Впрочем, он и сам не стремился познакомиться с девушкой, предпочитая проводить время с признанными красавицами, благо, в них не было недостатка.
Элизабет же всего этого не замечала, когда она смотрела на кронпринца, её лицо светилось обожанием. Они протанцевали два вальса на балу, неслыханная дерзость, которая была прощена лишь потому, что все вокруг посчитали их самой красивой парой. На следующий день Леопольд даже прислал сестре цветы… и забыл, подхваченный вихрем развлечений. И вот теперь Амалия должна была стать женой этого человека.
Уже не слушая, о чем говорит сестра, девушка
— Интересно, что все— таки отец дал в приданое, — тихо произнесла она, не рассчитывая на ответ, но он последовал почти сразу за её вопросом:
— Северную марку.
Амалия обернулась, ее лицо осветилось улыбкой, делавшей её почти красавицей:
— Альфред!
Ее брат, невысокий темноволосый человек, всего на два года старше сестры, без стука вошел в комнату и подошел к девушке, привычно поцеловал ее в щеку:
— Поздравляю, Милли. Слышал, скоро к тебе надо будет обращаться «Ваше высочество»?
— Наверное, — вздохнула новоявленная невеста, — Тебе виднее, папа наверняка сказал тебе гораздо больше, чем мама нам.
— Он сказал лишь то, что скоро мы породнимся с семьей императора Франца, — Альфред бросил уничижительный взгляд на младшую сестру, все еще причитавшую над своей судьбой, — Бога ради, Лиззи, если тебе угодно разводить сантименты, делай это в своей комнате!
Та возмущенно засопела, но не посмела перечить старшему брату, наследнику эрцгерцога, поэтому вышла, напоследок громко хлопнув дверью.
— Ты забываешь, что это и моя комната тоже, — Амалия проводила ее задумчивым взглядом, — И, боюсь, ближайшее время мне придется выслушивать эти стоны и всхлипы.
— Хочешь, я пожалуюсь отцу?
Девушка внимательно посмотрела на брата, прекрасно зная о его неприязни к младшей сестре, и покачала головой:
— Пожалуй, не стоит, это только все осложнит.
Она устало потерла виски, затем посмотрела на собеседника:
— Ох, Альберт, и что мне делать?
— Надеюсь, это — риторический вопрос, и ты не из тех глупых гусынь, кто начнет отказываться от привилегий, которые тебе даст положение жены кронпринца… — заметил он, тщательно расправляя манжеты белоснежной рубашки и избегая пристального взгляда сестры.
— Даже если бы я и хотела отказаться, вряд ли это возможно, — вздохнула та, — Насколько я понимаю, отец уже дал свое согласие, и остальное — лишь дело времени.
— Полагаешь, Леопольд приедет делать тебе предложение? — Альберт заинтересованно посмотрел на Амалию. Та усмехнулась.
— Полагаю, что Леопольд даже не вспомнит меня, что же касается самого императора, то у него очень много дел, поэтому помолвочное кольцо мне передадут через какого-нибудь лакея… — она прикусила губу, понимая, что наговорила лишнего, — Прости, Альберт, я понимаю, что мне, наверное, стоит порадоваться. После трех сезонов вдруг такой оглушительный успех…
Она заморгала, потом встала и расправила складки на своей амазонке.
— Мне надо переодеться, не думаю, что мама одобрит мое платье для верховой езды за обедом.
Глава 1
Три месяца спустя
Карета подпрыгивала на ухабах, переваливалась с боку на бок, колеса, обитые железом, надрывно скрипели. Проливные дожди, продолжавшиеся почти неделю, размыли тракт так, что даже самые последние новомодные рессоры не спасали пассажиров от ужасной тряски.