Давай сыграем… в любовь…
Шрифт:
— Мы знали, что Франц все— таки человек, для простых людей он был помазанником Божьим.
Рудольф скрежетнул зубами:
— И что же мне теперь делать? Бегать по столице и убеждать всех, что я непричастен к смерти своего дяди? — язвительно поинтересовался он, — Хорошо же я буду выглядеть!
Амалия опустила голову, скрывая улыбку, слишком уж живо она представила себе эту картину. Баронесса покачала головой:
— Я лишь предлагаю обратить на это внимание, пока не поздно. В последние годы Франц слишком сильно завинчивал гайки, увеличил налоги, в народе выросло
— Я даже не спрашиваю, мама, откуда вы все это узнали, — усмехнулся Эдмунд, по злому блеску в глазах друга понимая, что в этот разговор необходимо вмешаться.
— Что еще делать старухе, как не собирать сплетни, особенно когда их так много? — отпарировала его мать, — Дорогие мои, просто необходимо заставить это оживление работать на себя.
— Интересно, как? — пробурчал император, — Впрочем, чего я спрашиваю, вы уже наверняка придумали план действий!
— Еще нет! — она позвонила в колокольчик и, как только вошел лакей, распорядилась принести наливки, — Смерть императорской семьи, твое провозглашение парламентом и решение жениться на невесте кузена вызвали определенные толки в свете. Пока что все смущены и до конца не понимают, что происходит… К тому же эта змея, графиня Ольшанска, успела распустить сплетни…
— Мне не стоило поддаваться эмоциям, — вздохнула Амалия, понимая, что графиня теперь одержима жаждой мести.
— Вы сделали все правильно, моя дорогая, вам просто не стоило изначально приближать ее… — баронесса замолчала, поскольку лакей внес графин с наливкой, поставил на стол и удалился, — Эдмунд, будь добр…
Адъютант потянулся к графину, затем одернул руку и нерешительно посмотрел на Амалию. Девушка встала и прикоснулась к хрусталю пальцами, подумав, что в последнее время слишком часто применяет магию. Голубо-белые искры рассыпались по рубиновой жидкости и пропали.
— Все в порядке, барон, — сказала девушка, избегая взгляда хозяйки дома.
— Тааак, — протянула та, рассматривая императора, — Как я понимаю, мой мальчик, тебя уже пытались отравить?
— Да, и пока мы не предаем это огласке, — кивнул тот. Баронесса вновь взяла папиросу, закурила. Хоть лицо и было безмятежно, её пальцы слегка подрагивали, выдавая волнение.
— Не стоит так беспокоиться, — улыбнулся император, — думаю, мы скоро найдем отравителя.
— У вас есть хоть какие— то зацепки?
— Пока нет. Кроме того, что яд был подсыпан в вашу наливку…
— Замечательно! — фыркнула баронесса, — Из меня хотели сделать цареубийцу! Это уже очень похоже на заговор!
— Или месть, — тихо добавила Амалия. Хозяйка дома посмотрела на нее с одобрением:
— Да, такое возможно.
— Таким образом, у нас под подозрением оказываются почти все, — иронично протянул Рудольф, — Тому, кому я не перешел дорогу, вполне могла насолить баронесса Фриш!
Амалия не смогла сдержат смешок, а адъютант поморщился:
— Не преувеличивай. Тебя, твою невесту, меня и маму мы можем исключить!
— Не
— Вы это заслужили! — воскликнула девушка и обернулась к заинтересованно наблюдающей за перепалкой баронессе, — Мы хотели пустить слух, что покушение удалось!
— Идея неплоха, и еще не поздно это сделать, — заметила та.
— Это — самая бредовая идея, которую я слышал, — возразил Рудольф, — Вы же сами говорили, что обстановка вокруг нестабильна. Слух об отравлении может спровоцировать волнения, не говоря уже о том, что он бросил бы тень на Амалию, как на черную невесту, женихи которой мрут один за другим!
— Только не говорите, что вы благородно жертвуете собой, чтобы меня не коснулись слухи! — возмутилась девушка.
— И это тоже, — кивнул Рудольф, — Слухи — самая прилипчивая вещь в нашем мире.
— Тогда тебе стоит воспользоваться ими, мой мальчик! — баронесса задумчиво посмотрела на него.
— И какой же слух я должен, по— вашему, распустить? — вежливо осведомился Рудольф.
— О сказочном принце, волею судьбы ставшем императором. И не смей кривиться! Сейчас, когда развлечений слишком мало, а угроз слишком много, народу хочется увидеть сказку!
— Пусть они сходят в театр!
— Театр закрыт, к тому же там постоянно появляется мой сын, который достоин лишь роли чудовища! — баронесса сказала это с ласковой усмешкой.
— Яблочко от яблони, мама, — беззлобно отозвался Фриш.
— Именно! Всегда говорила, что ты — копия своего отца! — баронесса рассмеялась, но тут же оборвала себя и продолжила, — Рудольф, ты должен показать, что ты — достойный преемник своего дяди.
— И при чем тут сказка? — усомнился император.
— При том, что люди это любят. Все эти истории о принцессах в хрустальных туфельках… Нам нужно лишь умело воспользоваться всем, — баронесса задумалась, — Можно, конечно, пустить слух, что дядя успел благословить тебя перед смертью… пара писем, которые найдут слуги…
— И решат, что я причастен к убийству императорской семьи, — усмехнулся Рудольф, — и я не понимаю, к чему весь этот фарс?
Баронесса вздохнула:
— Ты всегда был натурой, лишенной романтизма. Что в тебе находили женщины?
— Деньги и скверный характер, — услужливо подсказал император.
— Чушь! — баронесса хлопнула себя по колену рукой, слегка поморщилась, — Твои друзья — все, как один — считают тебя замечательным человеком.
— Жаль, почти все они находятся в этой комнате.
— О, я— то думаю, что ты гадкий упрямый мальчишка! И сама уже почти готова огреть тебя по голове дубиной!
— Вы, скорее, надерете мне уши, — ухмыльнулся император, — как тогда, когда мы с Эдмундом пробрались в погреб и съели три банки варенья…
— Четыре, мой мальчик, и хоть бы одному из вас было плохо!
— Мама, неужели вы будете попрекать нас этим вареньем всю жизнь! — возмутился Эдмунд, — Между прочим, меня еще на месяц лишили сладкого!
— Это ты еще легко отделался!