Давай сыграем… в любовь…
Шрифт:
Баронесса посмотрела на Амалию, старательно пытающуюся не рассмеяться:
— Дитя мое, теперь вы знаете все прегрешения вашего жениха!
— Главное, что он в них раскаялся! — она все— таки рассмеялась, не сдержавшись.
— Вы полагаете? — баронесса задумчиво посмотрела на свою гостью, затем — на императора, — Хм… а это может сработать…
— Баронесса, вы меня пугаете! — Рудольф в притворном ужасе посмотрел на нее, — Когда я вижу такое выражение вашего лица, я понимаю, что все вокруг будут просто обязаны
— Не все, но… что ты, мой мальчик, скажешь по поводу роли раскаявшегося распутника?
— Смотря как надо каяться, — осторожно ответил он.
— Разумеется, чистосердечно! — фыркнула баронесса, — Ты влюбился и готов стать примерным семьянином. Это прекрасная роль для того, кто должен быть образцом для своих подданных. Думаю, Амалия в этом поможет.
— Да. Она выйдет за меня замуж. Это уже решено, не так ли?
— Милый, для всех ты, заняв трон дяди, женишься на невесте своего кузена. Поступки, достойные узурпатора!
— А если я спрячусь за женскую юбку, я перестану им быть?
— Любовь — достаточно веский аргумент для людей, — баронесса достала новую папиросу, покрутила в руках под укоризненным взглядом сына и с тяжелым вздохом вернула в портсигар, — Рудольф, вы — красивая пара и сможете привлечь внимание…
— Я только не понимаю, как, — пробурчал он.
— Полагаю, баронесса Фриш хочет, чтобы мы показали всем, что влюблены друг в друга, и что я готова… закрыть глаза на ваши прошлые… увлечения, — пояснила девушка, слегка запинаясь. Предложение матери Эдмунда застало ее врасплох.
Амалия всегда была плохой актрисой, и поэтому сейчас её сердце испуганно билось при одной мысли о том, что её разоблачат. А ведь еще придется чаще бывать с Рудольфом, гулять с ним в парке, ужинать… Возможно, он опять поцелует её… при воспоминаниях о поцелуях сердце забилось быстро— быстро…
— А вы готовы? — совершенно неправильно истолковав ее смущение, император слегка приподнял брови.
— А у меня есть выбор? — девушка дерзко посмотрела ему прямо в глаза, молясь, чтобы он не сумел прочитать её мысли. Рудольф слегка раздраженно пожал плечами:
— Я не жажду выступать в роли клоуна на ярмарке, но если вы желаете…
— Рудольф, всем будет на руку, если мы с вами покажем, что между тобой и твоей невестой царит согласие, — вмешался Эдмунд, — И это — брак по любви. Люди снисходительны к чужим слабостям!
Его друг окинул его тяжелым взглядом:
— Между нами и так царит согласие. И я не вижу причин играть слащавую комедию!
Амалия вздрогнула и прикусила губу, опасаясь, что скажет резкую отповедь. Своими словами император подтвердил самые худшие ее мысли.
— Люди любят сказку, — между тем заметила баронесса.
— Это точно, — мгновенно поддержал её Эдмунд, чем заслужил упрек от друга:
— Час назад ты говорил, что служишь императору!
— Именно!
— То, что я сейчас делаю, все эти реформы, это — недостаточно?
— Твои реформы будут проходить годами. Возможно, их оценят, но не сразу. К тому же всегда найдутся недовольные. А вот любовь понятна всем.
В комнате воцарилось молчание. Рудольф с раздраженным возмущением смотрел на собравшихся, его взгляд задержался на Амалии, старательно рассматривавшей свои перчатки с мелкими пуговками— застежками. Он вдруг заметил, что девушка слегка покраснела, и мысленно отвесил себе подзатыльник: вовлеченный в спор, он совершенно не подумал о невесте, каково ей было слушать все его возражения. Наверняка у нее могло сложиться ощущение, что ей пренебрегают. Странно только, что она не стала впадать в истерику, как сделало бы большинство женщин на её месте, лишь с силой переплела пальцы, стараясь оставаться спокойной.
Рудольфу вдруг захотелось подойти к ней, обнять и успокоить, но он опасался, что от этого девушка смутится еще больше. Амалия прикусила губу, в ее глазах блеснули слезы. Рудольф резко выдохнул, понимая, что ни за что на свете не должен допустить, чтобы она заплакала.
— Хорошо, — резко бросил он, — Я согласен на все ваши предложения!
Вопреки его ожиданиям, Амалия не улыбнулась, лишь на мгновение отвернулась, делая вид, что в глаз попала соринка. Она не знала, что расстроило ее больше: то, как долго Рудольф отказывался, или же что он все— таки согласился.
Они провели еще четверть часа в особняке Фришей. Баронесса оживленно говорила, Эдмунд иногда вставлял остроумные реплики, Амалия почти все время молчала, слегка подавленно рассматривая явно раздраженного Рудольфа.
Его реакция на предложение матери Эдмунда задела ее. Амалия понимала, что их брак — всего лишь сделка двух государств, но после того, что произошло в гостиной, она все— таки надеялась на какие— то чувства со стороны будущего мужа. Как оказалось, зря. Для него все действительно было развлечением, не более. Горечь и стыд наполняли душу. Хуже было то, что она действительно заслужила такое отношение со стороны императора, ведя себя как последняя распутница.
От осознания этого настроение испортилось. Амалия с трудом дождалась окончания визита, резко вскочила, заслужив вопросительный взгляд баронессы, скомкано попрощалась и, получив наказ «навещать старуху», наконец— то, вышла из комнаты. Рудольф поспешил за ней. Эдмунд на секунду задержался. Он пристально взглянул на свою мать, старательно крутившую в руках свой портсигар.
— Надеюсь, мама, ты знаешь, что делаешь, — заметил адъютант Его Величества.
— Ты считаешь, мне следует меньше курить? — она достала очередную папиросу.