Давайте напишем что-нибудь
Шрифт:
– Непонятно, чего вы так долго медлили, – согласился с ним Редингот.
– А вон мой дом! – обрадованно вскричал Японский Городовой. – Смотрите, как его разнесло: одни стены остались! Теперь он напоминает Колизей, Японский Бог!
– Скажите… кто-нибудь был сегодня у Вас дома? – осторожно спросил Редингот, отнюдь не желая натолкнуть Японского Городового на неприятные мысли. Но тот все равно задумался, а потом весело рассмеялся.
– Да я и не помню, Японский Бог! Может, был кто, может – нет…
– Вы правы, теперь, пожалуй, уже поздновато. – И Редингот тоже рассмеялся в ответ.
– А Вы шутник! – совсем развеселился Японский Городовой. – С Вами не соскучишься!
В этом, кстати, он был совершенно прав. Уж что-что – а скучать с Рединготом не приходится! Я и сам умираю со смеху, наблюдая за его штучками. До чего же все-таки здорово, когда твои герои доставляют тебе столько приятных минут!
А города между тем не осталось и в помине. Бомбардировщики, сделав свое грязное дело, разлетелись кто куда. Отныне почвы для религиозных войн в этом уголке земного шара уже не осталось.
– Теперь мы все будем жить в мире и согласии, – радостно сказал Японский Городовой. – Наверное, сейчас, когда замолчат пушки, заговорят музы.
И неожиданно для себя он весьма и весьма мило продекламировал хокку о хижине, крытой соломой. Редингот долго аплодировал и даже умудрился составить и подарить Японскому Городовому крохотную икебану из опавших листьев придорожной травы, предварительно вытерев с них кровь погибших. Букет очень обрадовал Японского Городового, и он обещал хранить его до самой смерти Японского Бога – в принципе бессмертного.
– Почему тут все сочли меня Японским Богом? – Редингот решил, что настало наконец время спросить об этом.
– Странный вопрос, Японский Бог! – эмоционально отреагировал Японский Городовой, предлагая, видимо, Рединготу, считать эту эмоциональную реакцию ответом. Редингот так и поступил.
Потом они с Японским Городовым отправились взглянуть, не остался ли кто-нибудь в живых – по крайней мере, из близких Японского Городового, поскольку тот справедливо предположил, что, может быть, в городе после этой бойни жить в мире и согласии будет не с кем.
Оказалось, что он обольщался. Из-под развалин, из расщелин и трещин все ползли и ползли чудом уцелевшие жители города. Скоро их набралось человек сто с лишним. Лишнего Японский Городовой сразу же убил, объяснив это следующим образом:
– Так лучше для ровного счета.
Остальных же он усадил на камни и внимательно осмотрел.
– Все живы и здоровы, – заключил он после осмотра. – Ровно сто человек, Японский Бог! Правда, меня бы и половина устроила… ну да ладно. Живите себе с Богом.
– С Японским? – уточнил один из уцелевших.
– А то с каким же? – вопросом на вопрос ответил Японский
– Минуточку! – вмешался Редингот. – Вообще-то у меня другие планы. И жить я здесь не собирался.
– Тем более что тут и негде, Японский Бог! – цинично заметил Японский Городовой, окидывая взором руины. И непоследовательно расхохотался.
– Я не очень понимаю причины Вашего циничного замечания и непоследовательного хохота, – честно признался Редингот.
Едва справившись с чуть не задушившим его новым приступом веселости, Японский Городовой смиренно объяснился:
– Мы, японцы, действительно странный народ. Нас трудно понять. Это потому, что на наших красивых лицах никогда не задерживается ничего лишнего. А кроме того, мы же очень хорошо воспитаны, Японский Бог!
И сто японцев загоготали так, что Рединготу показалось, будто их, как минимум, миллион.
– Тогда я ухожу, так ничего и не поняв в специфике японского национального характера, – с горечью сказал Редингот, поворачиваясь спиной к веселым жителям несуществующего города. Веселые жители ответили ему еще одним взрывом здорового смеха.
Пройдя шагов двадцать, Редингот оглянулся и сказал:
– Вы бы хоть не забывали меня…
Он все-таки лирик, мой Редингот… Может быть, в этом его минус. Или его плюс. Или его знак умножения. Или его корень квадратный. Или это вообще неважно. Но он лирик. Казалось бы, что связывает его с этими странными представителями странного народа, кроме совместно пережитой национальной катастрофы? Да пожалуй, ничего. А он, видите ли, не может уйти просто так! Ему, видите ли, надо, чтобы его не забывали…
– Вы бы хоть не забывали меня!
– Да мы тебе памятник поставим, Японский Бог! – дружно ответили сто голосов. – Мы составим твое жизнеописание, ты станешь героем местных преданий, Японский Бог…
– Тьфу ты! – сказал Редингот и сделал еще шагов двадцать. Потом снова обернулся. Говорить с такого расстояния было не очень удобно, но он заговорил.
– Вот что, японцы. Не надо памятников. Не надо жизнеописаний. Если Вы действительно хотите…
– Конечно, хотим, Японский Бог! – радостно перебили его.
– …так вот. Если это действительно так…
– Конечно, так, Японский Бог! – Они, эти сто японцев, включались со скоростью маленьких лампочек (миньонов) при параллельном соединении.
– Хорош перебивать, японцы! – крикнул Редингот. – Дослушайте сначала.
– Конечно, дослушаем, Японский Бог!
Не обращая больше внимания на глупость ста японцев, Редингот продолжал:
– …тогда Вы должны соорудить на вашей благодатной земле нечто, и впрямь достойное Японского Бога. Например, фрагмент Абсолютно Правильной Окружности из спичек.