Давайте напишем что-нибудь
Шрифт:
Туземцы обожали спички. Не то чтобы спички нужны были им для дела: «для дела» они пользовались огромными выпуклыми стеклами, в которые ловили солнце, воспламеняя сухие пыльные грибы. Этих лениво тлеющих грибов повсюду было видимо-невидимо, так что недостатка в огне не наблюдалось. Спички же использовались для другого: спичками туземцы баловались. Что с них взять… дети! По сердцу им было зажигать спички, и всё тут: зажгут – и тык в глаз соплеменнику или все равно кому! С тех пор, как Баба-с-Возу начала бойкую свою торговлю, количество одноглазых туземцев росло, что называется, не по дням и по часам, а по минутам и секундам.
Мало-помалу
Озабоченность Бабы-с-Возу и Карла Ивановича, внутреннего эмигранта, вызывало только одно обстоятельство: явный переизбыток спичек при ограниченном даже и у туземца количестве глаз. Дефицит здоровых глаз возникал постепенно, но угрожающим пока не становился: плодовитые туземные женщины все-таки продолжали производить на свет достаточное количество двуглазых потомков.
Почему-то случилось так, что правоглазых стали считать реакционной силой, а левоглазых – прогрессивной. Трудно сказать, что сыграло здесь основную роль, только левоглазые выступали за широкие международные контакты, рост просвещения, перепись населения, поддержку культурных объектов и субъектов, в то время как правоглазые были адептами национальной самобытности и вместе разного рода шовинистических устремлений. Левоглазые носили пестрые повязки с красивыми бантами, повязанными на затылках, правоглазые – исключительно трехцветные повязки, розово-зелено-желтые, в соответствии с традиционно безвкусным сочетанием цветов национального флага, причем не с бантом, а с узлом – и не на затылке, а непосредственно и строго на месте выжженного глаза. Украшения тоже варьировались в зависимости от характера ориентации: левоглазые презирали золото и пользовались исключительно драгоценными каменьями – правоглазые же, напротив, налегали на металл.
…Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, сначала отстроили себе небольшое бунгало, поскольку и ту и другого не раз уже хватал здесь солнечный удар… правда, потом отпускал, но ненадолго – и через некоторое время снова хватал. Так что пришлось перебраться в сооружение посолиднее, в нижнем этаже которого располагался спичечный магазин под бодрым названием «Прометей», а в верхнем хозяева жили. Через непродолжительное время кобыла их умерла от жары, и теперь ей было уже совсем легко.
В подвале дома размещался огромный склад, где хранилось золото. Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, даже и не подозревали, пожалуй, о том, что сделались самыми богатыми людьми в мире. Их золотой запас исчислялся уже чуть ли не тоннами. Впрочем, они давно его не исчисляли – тем более что надежды вернуться туда, откуда они приехали на южную оконечность африканского материка, не оставалось больше никакой: путешествовать с таким количеством золота глупо. Умно они чувствовали себя только здесь, потому что золото, которым они владели, не придавало им дополнительного веса в глазах окружающих. Да и то сказать: в сих краях достаточно было отойти от дома километров на семь-восемь, отломить от первой попавшейся скалы первый попавшийся кусок горной породы, золотосодержащей горной породы, – и остаток жизни можно было жить припеваючи туземские народные
Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, располнели до неузнаваемости: в конце концов они перестали узнавать даже друг друга и потому каждый день по нескольку раз заново знакомились. Кроме того, своими заплывшими жиром глазами они видели немного – вероятно, даже меньше, чем поджарые туземцы одним, и скоро все местное население слилось для них в общее понятие Одного Туземца: ровно столько помещалось в заплывших жиром глазах.
А между тем туземное искусство обращения со спичками постоянно совершенствовалось: теперь верхом ловкости считалось засунуть зажженную спичку в ноздрю или в ухо соплеменнику. Поскольку спичка, попадая в тесное пространство, немедленно гасла, потребность в новых и новых коробках всегда была не только актуальной, но и исключительно острой.
За сравнительно короткое время Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, сумели основательно искалечить полноценное до момента их появления племя и настолько вывести его из строя, что в истории данного племени смело можно было ставить точку. Одноглазые туземцы бродили по джунглям с коробками спичек, вербуя себе союзников уже в мире богатой африканской фауны: то и дело попадались тут и там одноглазые или глухие на одно ухо крокодилы, бегемоты, слоны… они тоже группировались в отряды, нападавшие друг на друга. Вскоре одноглазость и односторонняя глухота сделались национальным признаком данной общности людей и животных.
Едва появившегося на свет младенца немедленно подвергали социализации: обряд социализации предполагал выжигание глаза спичкой и сопровождался соответствующим ритуальным наложением той или иной повязки. Что касается односторонней глухоты или односторонней утраты обоняния, то их оставляли на будущее, когда ребенок достигнет совершеннолетия. Впрочем, до совершеннолетия никто из детей пока не доживал – и не потому, что вымирал, а потому что описываемые события и произошли-то всего за несколько месяцев.
В конце этого срока из джунглей вышел человек в сильно изношенных трусах и прямо-таки оскорбил население племени красовавшими на измученном лице двумя глазами. Его чуть не подняли на смех и грех: только Баба-с-Возу и Карл Иванович, внутренний эмигрант, носили здесь по два глаза каждый – притом, что заплывшие два глаза в сумме как бы все равно давали один.
Незваного гостя, как татарина, препроводили в покои.
– Откуда у Вас два глаза на лице? – строго, но справедливо спросил его Карл Иванович, внутренний эмигрант.
Вопрос поставил гостя в тупик, но он ответил как мог разумно:
– Я приехал издалека.
– Зачем ты приехал издалека? – тихо и злобно осведомилась Баба-с-Возу.
– Чтобы убить лично Вас. – Гость пристально взглянул на Бабу-с-Возу. – И еще лично Вас. – Тут он остановил оба глаза на Карле Ивановиче, внутреннем эмигранте.
Хозяева сжались в два сравнительно небольших, но исключительно крепких комка из плоти и крови.
– Чуете, кошки, чье мясо съели? – спросил гость и захохотал жутким смехом, как будто это персонально его мясо было съедено.