Давайте напишем что-нибудь
Шрифт:
Деткин-Вклеткин вздрогнул, почувствовав укус в голень, но сосредоточиваться на чувстве боли не стал, а продолжал стенографировать, как и стенографировал.
– Если я всех так вот по разику кусну, выразительно получится? – спросила собака.
– Если именно так, то выразительно, – сердечно заверил его Деткин-Вклеткин. – Кусайте.
В дверях возник Редингот.
– Слава Богу! – вскричала собака. – Наконец все станет на свои места.
И действительно: увидев Редингота, участники Умственных Игрищ быстро стали на свои места.
Редингот
– Сейчас мне срочно требуется уйти восвояси, это мой долг. Но прежде чем я туда уйду, я хотел бы закончить начатую мною процедуру как можно быстрее.
– Я было собрался искусать всех, – шепнул Рединготу в пол-уха Сын Бернар.
– Хорошая мысль, – вполголоса одобрил Редингот. Потом сказал во весь голос: – Пока я тут разбираюсь с картой, прошу всех присутствующих выстроиться в очередь и по одному подходить к Сын Бернару. Он решил тут искусать всех до одного. Тем одним, до которого он будет кусать, прошу считать меня. Меня кусать ни к чему, я уже укушен. Чтобы сэкономить время, прошу каждого, кто подходит к Сын Бернару, заранее приготовлять то место, в которое он предпочитает быть укушенным.
– Мягкое место, чур, не подставлять, – предупредил Сын Бернар. – Кусать туда не буду: не люблю.
Редингот взялся за изучение карты, а вокруг него кольцом обвилась чуть живая от страха очередь. Короткий крик знаменовал начало каждой конкретной процедуры искусывания. Короткий крик знаменовал и ее завершение. Держась кто за что горазд, укушенные люди рассаживались по местам. Некоторые плакали.
– Ну, что ж, – сказал Редингот, не обращая внимания на плач, – анализ карты убедил меня в подлости всех здесь присутствующих. Но я не буду говорить об этом ни слова. Я скажу о другом: чуден Днепр при тихой погоде. А теперь пусть ко мне подойдут те, кто готов работать в наиболее трудных условиях. Кто первый?
– Я первый, – тихо сказал человек в трусах.
– Кто Вы, человек в трусах? – спросил Редингот.
– Это неважно, – сказал человек в трусах. – Я просто один из нас.
– Вижу, – не солгал Редингот.
– В данный момент я стенографистка, поскольку Марта сложила с себя эти обязанности на стол… Выбираю самый трудный участок.
– Северный Ледовитый океан, – уточнил Редингот и с интересом взглянул на человека в трусах, ожидая паники.
– Большое спасибо, – ответил тот. – Кому сдать стенограмму?
– Погодите! – остановил его Редингот. – Нужно ведь еще спички получить.
– Ах, да… – сконфузился человек в трусах. – Чуть не забыл про спички, это же самое главное!
– А Вы милый, – неожиданно сказал Редингот и неуклюже поцеловал Деткин-Вклеткина в область среднего уха. Потом насупившись посмотрел в зал: – Есть среди вас еще такие же милые?
– Нет-нет, – откликнулись из зала. – Таких же милых среди нас ни одного больше нет.
– А какие
– Всякая шваль, главным образом, – признались в зале.
– Это очень и очень обидно, – резюмировал Редингот, целясь взглядом в первый ряд. – Но если добровольцев больше имеется, тогда – назначаю. Так… Во-о-он я вижу жирную такую морду в пятом ряду, довольно старую…
– Это мою? – встал из пятого ряда добрый молодец с гуслями в руках.
– Именно Вашу, голубчик. Вы как раз и поедете в район Индийского океана на утлом суденышке. И не вздумайте утонуть: я Вас с океанского дна мертвым достану и надругаюсь над телом, понятно?
– Понятно, чего ж тут не понять, – ежедневным голосом сказал добрый молодец с гуслями и ударил по струнам. – Как говорил Симонов: «Жди меня – и я вернусь».
– Ой, вот только без военной патетики, – попросил Редингот.
…Уже через час самые трудные участки пути были распределены подобным грубым образом. Церемониться со всякой швалью Редингот необходимым не считал.
А вот с Деткин-Вклеткиным он церемонился часа полтора: и обнимал его, и целовал, и всячески привечал, а потом прослезился и сказал:
– Свидимся, Бог даст. Вы поосторожней там, в океане.
Получив спички и рацию, Деткин-Вклеткин отправился в сторону океана на вертолете, предоставленном ему организаторами Умственных Игрищ, так и не повидав Марту наедине, но испытывая блаженство от того, что делает дело, так или иначе (так или иначе – он не выяснил) связанное с ней.
Ну, а потом… После того, как Случайный Охотник загубил одну из общих спичек человечества, Деткин-Вклеткин долго брел назад – до тех пор, пока дорогу ему не преградило душераздирающего вида существо в меху и перьях одновременно.
– Тьфу, тьфу, рассыпься! – сказал ему опытный в таких делах Деткин-Вклеткин.
– Сам рассыпься, голыш! – раздалось в ответ.
Деткин-Вклеткин обиделся не на жизнь, а на смерть этого существа, которое умерло практически сразу же после своих слов.
– Ты зачем шамана нашего только что убил? – спросил Деткин-Вклеткина откуда ни возьмись появившийся самоед, непрестанно жуя.
– Я его не убивал, – возразил Деткин-Вклеткин. – Я только предложил ему рассыпаться, полагая, что он привидение. И он тоже предложил мне рассыпаться – не знаю почему. А потом он упал и умер. Я же, понятное дело, обиделся.
– Вставай, шаман, он обиделся, – сказал самоед.
– Не обижайся! – сказал мертвый Шаман, поднимаясь с земли. – Я пошутил… А ты чего такой обидчивый?
– Я просто замерз и плохо контролирую свои эмоции, – отчитался Деткин-Вклеткин как на духу.
– Еще бы не замерзнуть, когда ты голый. Голый и в Африке замерзнет, как тут у нас любят говаривать и говаривают.
– В Африке не замерзнет, – усомнился Деткин-Вклеткин.
– Ну, тебе, голыш, видней, – сказал Шаман. – Ты, я вижу, спичку ищешь?