Давайте напишем что-нибудь
Шрифт:
– Абсолютно Правильной? – акцентировал Японский Городовой.
– Абсолютно! – безжалостно ответствовал Редингот.
Сто японцев под предводительством Японского Городового благоговейно воздели руки к небу, а потом, поспешно пошарив теми же, уже опущенными к земле, руками в карманах, извлекли оттуда спичечные коробки. Они уже начали даже осматриваться по сторонам, но Японский Городовой вдруг сказал:
– Где ж мы тут этот фрагмент соорудим, когда разруха, Японский Бог?
– Прямо поверх разрухи, японцы! – вдохновенно
– Твое слово – закон, Японский Бог! – отозвались японцы и припали к земле, держа свои спичечные коробки наготове
– Стойте, японцы, – Редингот покачал головой. – Милые глупые японцы… Вспомните, вы же не одни в мире! Сооружаемый вами фрагмент должен обязательно сомкнуться с более ранним фрагментом с одной стороны и более поздним – с другой.
Тут Редингот весьма толково объяснил им всю грандиозность замысла.
– Так бы сразу и сказал, Японский Бог! – ответили ему японцы, по окончании объяснений проникнувшись величием идеи. – А впрочем, – задумались они, – если фрагменты не совпадут…
– Об этом не может быть и речи! – сухо оборвал их Редингот. – Смысл идеи именно в том, чтобы фрагменты совпали.
Японцы безмолвствовали. Оценив их безмолвие как согласие, Редингот подозвал к себе Японского Городового и прочел ему короткую, но емкую лекцию о том, с кем нужно вступить в контакт, чтобы добиться совпадения фрагментов Абсолютно Правильной Окружности из спичек. Тот улыбался и кивал, как китайский (а не японский) болванчик.
– Вы будете тут за старшего, – закончил Редингот. – Вам все понятно?
– А как же, Японский Бог! – воодушевился Японский Городовой, прижимая маленькие руки к большому сердцу.
Редингот вздохнул. Кажется, его первая миссия закончилась – хоть и не бескровно, но вполне успешно. А когда силуэт Японского Бога перестал быть виден за развалинами, один из ста японцев, практически незаметно подмигнув остальным девяноста девяти, закончил фразу, вертевшуюся у всех на языке:
– …если фрагменты не совпадут, будет тоже очень красиво. Мы, японцы, любим асимметрию.
– А то, Японский Бог! – поддержал Японский Городовой.
ГЛАВА 8
Симультанные до известного места дела
Баба-с-Возу торговала спичками вовсю – с каждой минутой кобыле становилось легче. Она весело ржала, предвкушая момент удаления с воза и самой Бабы-с-Возу, но не рассчитывала на это в ближайшем будущем: торговля хоть и шла бойко, однако закончиться обещала далеко не прямо сейчас, поскольку спичек оставалась еще чертова прорва.
А солнце палило нещадно.
– Нет, ну на кой им все-таки тут спички? – в сто первый раз спрашивал Бабу-с-Возу Карл Иванович, внутренний эмигрант, согласившийся сопровождать ее, но уже раскаявшийся. – Солнце жарит с утра до ночи – все и без спичек воспламеняется как ненормальное.
– А если дожди затяжные? – иезуитским голосом интересовалась Баба-с-Возу. – Тут, Карл Иванович, знаешь, дождь как зарядит – месяцами носу из дома не высунешь. Ты Маркеса читал?
Разморенный
– Эх, Карл Иванович… ты же в интеллигентном возрасте, твою мать! Маркеса-то в таком интеллигентном возрасте можно прочесть? Или нельзя прочесть? Хоть какие-нибудь общеизвестные вещи – «Исабель смотрит на дождь в Макондо», «Полковнику никто не пишет»… я же не требую от тебя «Сто лет одиночества» читать или, скажем, «Осень патриарха»!
– Когда дожди пойдут – спички-то как раз и отсыреют, – аргументировал свое невежество Карл Иванович, внутренний эмигрант.
– Ну, это уж дело не твое. И не мое: я их сухими продаю, – преждевременно оправдалась Баба-с-Возу. – Вот, гляди-ка! – И она с силой чиркнула спичкой, которая воспламенилась во мгновение ока.
– Их бы хоть предупредить как-то, туземцев этих, чтобы в сухом месте спички хранили… – сетовал Карл Иванович, внутренний эмигрант, лишенный возможности предупредить в силу незнания местного наречия.
– Я должна предупредить? – акцентировала Баба-с-Возу. – Да мне-то ведь только лучше, что спички отсыревают: простой экономический расчет!.. Ты же в интеллигентном возрасте, Карл Иванович! А в разговоры с ними я не вступаю: я в ихнем языке ни бум-бум.
– Бум-бум, бум-бум! – радостно отозвались близлежащие на солнце туземцы, для которых это, видимо, что-то значило.
– Я же просил Вас, мадам, не употреблять в присутствии аборигенов никаких парных конструкций: этак можно и скальпа лишиться! – Карл Иванович хорошо умел скрывать раздражение, но как раз в данный момент скрыл плохо, ибо скальпом своим дорожил пуще глаза.
– Ой, я и забыла насчет парных конструкций! – опомнилась Баба-с-Возу и, в свою очередь, не преминула сделать замечание: – Ты бы, Карл Иванович, золотишко-то припрятывал куда-нибудь: когда оно в таком количестве, это наводит на размышления.
– Во-первых, у них мозгов нету для размышлений, – парировал Карл Иванович, внутренний эмигрант. – А во-вторых, мадам, что им наше золотишко? У них, видите ли, даже стрелы в колчанах и те золотые. Убьют тебя такой стрелой – самым богатым покойником будешь.
Так всегда говорил Карл Иванович, а золотишко, тем не менее, рассовывал по мешкам. И мешков этих было уже за сорок. Сорок с небольшим мешков, полных золотых слитков. Очень прилично.
Один коробок спичек продавался за один слиток золота – это Карл Иванович, внутренний эмигрант, придумал. За что своевременно и удостоился скупой похвалы Бабы-с-Возу: ты, Карл Иванович, дескать, дурак дураком, а своего и моего не упустишь. Причем, вводя это товарно-денежное соотношение, Карл Иванович, внутренний эмигрант, по рассеянности забыл распорядиться о величине слитков – и отныне, кичась друг перед другом мускульной силой, каждый из туземцев норовил принести слиток помассивнее. Самые массивные приносили местные пигмеи, надрываясь как идиоты, чтобы казаться сильнее всех.