Давайте помолимся! (сборник)
Шрифт:
Ах, мудрые татарские писатели! Интеллигенты, призванные возрождать и развивать национальный дух!.. Мы по достоинству оценили героизм Анны Франк, в школах воспитываем детей на её примере… Почему же мы не отражаем с своих произведениях тяжёлые вехи в истории татарского народа?.. Почему мы не приучаем своих детей с малолетства вести правдивые дневниковые записи? Разве дневники, воспоминания не являются основой незыблемости того моста, по которому проходит путь национального развития?.. Если бы в школе, в семье Мунире и всем остальным моим современникам, жившим в тяжёлых условиях, вдолбили в головы: «Ничего не забывайте, дорожите информацией, записывайте в тетради, на память не надейтесь», – тогда, может быть, драгоценные камни нашей истории, разбросанные по разным шкатулкам, переходя от поколения к поколению, ещё ярче
Мы нация с короткой памятью. Я часто об этом говорю. Чем хуже воспоминания Муниры дневников Анны Франк? Мы редко погружаемся в индивидуальный мир человека. Наши шаги куцы, объятия мелки… С Мунирой мы вместе работали в редакции журнала «Чаян». Сдержанная, трудолюбивая, скромная. Кто бы мог подумать, что она носит в себе столько горя?.. К тому же она моя единомышленница, ровесница, умница!.. Да только вот прежде мы не уделяли внимания её трагическим воспоминаниям, которые должны бы храниться вечно. А сколько ещё различной драгоценной информации ждёт своей очереди в кладовых национальной истории?! Наши потомки должны знать правду и о допущенных нами ошибках, чтобы не повторять их!
Когда Мунира-ханум рассказывала мне обо всех печальных событиях, которые ей пришлось пережить, она, тяжело вздохнув, сказала: «Я всё ждала, когда же напишут об этих трагических событиях? Но не пишут ведь, не пишут…»
Эх, Мунира-ханум! Ваш покорный слуга давным-давно написал несколько рассказов о тех далёких ужасающих временах… но написанное так и не увидело свет… Сегодня хочу полностью привести один из этих рассказов – «Смерть гитариста»…
«Неизвестная смертельная болезнь распростёрла свои чёрные крылья над сёлами и деревнями. Зловещая тень от этих чёрных крыльев постепенно накрыла и благодатные берега реки Зай. Солнце вовсю насмехалось над людским несчастьем. Майские ветра вместо благоухания цветов и аромата любви принесли затхлый, удушливый смрад смерти. Вслед за этим запахом пугающие новости черепахой вползали в деревню. Зацепившись за новости, пожаловала, не заставив долго ждать, и сама смерть – костлявая и страшная.
Берега Зая оттаяли от снега, обнажились. Над окровавленной грудью земли поднимался, игриво извиваясь, белый пар, перемешанный с тёплыми ветрами, напитанный запахами набухших почек. Глаза голодных людей разглядели на обнажившейся пашне оставшиеся с осени колоски. С остервенением селяне накинулись на влажные колосья. В этих плесневелых, разбухших зёрнах видели они спасение, искали живительную искорку. Но ни тёплый пар над пашнями, ни погрузневшие колосья не помогли им, чёрная тень смерти продолжала надвигаться. Её железные руки с хрустом сжали тощие глотки людей, в чьих телах жизнь и без того держалась на честном слове. Из глоток вырывалось лишь: «ХЛЕ-БА, ХЛЕ-БА, ХЛЕ-БА». Народ заметался в панике. Но беспощадная смерть проникла повсюду.
Страшная новость достигла села Н. ещё в начале мая. Якобы из ада поднялась на землю всякая нечисть под предводительством Сатаны! А мор, то птицей обратясь, перелетает по ночам от одного аула к другому, то лихим жеребцом прибегает. Но доходили и достоверные сведения, способные заронить страх в души даже самых неверующих людей. Сегодня в таком-то селе умерло восемьдесят человек. Мол, у покойных перед смертью из кончиков пальцев, изо лба, из пяток текла вонючая, тухлая кровь. А ещё в каком-то селе в одной могиле похоронили пятнадцать человек. Мол, потому что не успевают копать, и гробы не успевают сколачивать, складывают штабелем и присыпают землёй… В этих жутких вестях сколько было вымысла, столько же и правды.
Жители села Н. и без того были впечатлительными и легко принимающими на веру всякий вымысел, а после этих новостей совсем с ума посходили. Про полевые работы забыли, руки опустили, работать никто не хочет. Зарезали, мол, не пропадать же добру, весь домашний скот, от овец до коров. А одежду распродали за бесценок на базаре. Сбиваясь в группы, подолгу смотрели они, как весеннее солнце, подобно слезе, тяжело и грузно скатывалось к горизонту, подбивая небесный стык кроваво-красным шёлком. Удручённо повздыхав на эту невесёлую картину, расходились они по домам, подозрительно косясь друг на друга, словно кто-то из них уже подцепил смертельную болезнь. А жуткие вести с каждым днём всё ближе к их селу, и всё труднее совладать с нарастающим животным ужасом.
Вернувшийся
Наевшись, отец долго молится, глядя на угол, затем размашисто крестится, вытирает масляные губы сплющенным, поношенным картузом и, мелко-мелко семеня, спешно покидает дом. Данил подходит к окну. Сквозь корявые голые ветки высокого тополя очень долго сиротливо смотрит на улыбающуюся луну. Затем, сняв с мощного гвоздя гитару, садится на нары и начинает негромко теребить струны. Гавайская гитара отзывается почти человеческим плачем. Но музыка так и не сложилась, что-то терзает сердце гитариста. Печально вздохнув, Данил выходит на улицу. На брёвнах возле их дома сидит много народа. Все шёпотом о чём-то переговариваются. Раздаётся хриплый женский голос:
– Под Бугульмой, говорят, мор скачет по деревням, превратившись в молодого чёрного жеребца. Поэтому тамошние люди пошли на хитрость! Оказывается, мор можно обмануть! Сорок женщин собрались и перво-наперво погасили во всех домах свет. Потому что мор первым приходит к тому, у кого светло в окнах. Впрягшись в один плуг, сорок женщин с молитвами опахали село вкруговую. Оказывается, мор не может перескочить вспаханную полоску! Потом, вернувшись в село, они, натирая два куска дерева один о другой, добыли Чистый огонь и разнесли его по всем домам. Мор выкосил все окрестные деревни, а этим хоть бы хны!
Люди молча выслушивают невероятную историю и с надеждой глядят друг на друга. Через некоторое время раздаётся шёпот Данилиного отца:
– И нам надо также сделать, женщины!
Женские тени медленно поднимаются с брёвен и неспешно разбредаются по домам. Сделаем, раз надо! Лишь бы мор не пожаловал! Они проходят, едва не задевая стоящего в стороне обеспокоенного юношу, но не замечают его. Огни в деревне гаснут почти одновременно. Тусклый отблеск луны, словно понимая, что он теперь главный источник света, без стука влетает в окна и освещает жухлые листики увядших цветов на подоконниках. Данил неспешно, озирая вытянувшиеся по обе стороны дороги дома, направляется к реке. Остановившись возле берега, смотрит на свою короткую тень. Как-то непривычно тихо вокруг, хотя в деревне никто не спит. Вскоре доносится скрип колёсиков плуга. Бормоча молитвы под нос, подпоясанные женщины с лямками через плечо тянут плуг в сторону деревни, то приподнимая его одной рукой, то со скрипом вонзая в землю. Впереди всех, похожая на огородное пугало, с поблёскивающим крестом из серебристой бумаги на груди бабка Павлина. «Работа – не Павлины забота, а где пир – там Павлина командир!» – шутливо «нахваливает» её народ. Это самая ленивая, самая тёмная религиозная фанатичка, любящая только походы в гости старуха. А сегодня – впереди всех! В конце «крестного хода», натянув на уши помятый картуз, проходит отец Данила. В лунном свете эти измождённые люди похожи на призраков. Вскоре они растворяются в ночи. Данил очень долго смотрит им вслед. Затем воздевает глаза к небу: полупрозрачное, тонкое белое облачко едва заметно плывёт, подсвеченное луной. Тишина. «Эх, вот бы, как это беззаботное, счастливое облако, уплыть далеко-далеко! – размечтался Данил. – А вместо этого приходится безвольно слоняться без дела и ждать, пока мор не подберётся к твоему носу!» Помечтав о невозможном, Данил по сухой тропинке отправляется поближе к реке, в сторону запруды. У воды он садится на густо заросший кустами акации холмик и погружается в раздумья.
Словно впервые видит парень великолепие окрашенного лунным светом мира. Растущая вдоль кромки берега ива печально склонила ветви к воде, златошвейка луна украсила гладь реки дорогим позументом. Тёмные занавески на дальнем горизонте словно развеваются на ветру. Укрытые таким же покрывалом долины безмолвствуют. Семь звёзд Ковша. Леса на том берегу тянутся чёрной полосой. Взгляд Данила непроизвольно переходит с одной красоты на другую. И вправду, сколько всего прекрасного вокруг, а сколько красоты в мировом масштабе!