Дайсё-ян. Книга первая

Константин Лер

– Ничего, – отвечает мне Маша и легонько стукает подушечкой указательного пальца правой руки по моему носу, – поменьше улыбайся.

Она поднимается с колен и перекрывает воду.

– Ты как? Встать сможешь?

Пробую. Маша заботливо подаёт мне руку. Опираюсь на неё, встаю. И тут же прислоняюсь к стене, ощущая сильное головокружение. Зажмуриваюсь, жду, пока остановится земля.

– Понятно, – доносится до меня голос девушки. – Давай ка, я помогу тебе раздеться.

Лёгкие прикосновения её пальцев, уверенно расстёгивающие пуговицы на рубашке пижамы. Неловко

пытаюсь сопротивляться.

– Маша! Я что, маленький? Сам справлюсь.

Не тут–то было! Она заканчивает возиться с пуговицами и сдёргивает с меня насквозь промокшую рубашку. Далее, черёд штанов. Маша не церемонится, и стаскивает их с меня вместе с трусами.

Чувствую, как начинают гореть щёки, и не нахожу ничего лучше, как закрыть руками лицо.

– ЮнМи, прекрати! – слышу я строгий Машин голос. Она осторожно отводит мои руки от лица, внимательно смотрит на меня.

– Ну, что с тобой? – уже другим – мягким, проникновенным голосом, обращается ко мне девушка. – Ни за что не поверю, что ты первый раз перед девчонками раздеваешься.

– Сам – не первый, – отвечаю ей. – Но, меня ещё никогда не раздевали. В этом теле.

– Буду у тебя первая, – с милой улыбкой на губах обнадёживает меня Маша, и с лёгкой иронией добавляет – Скажи спасибо, что я не парень.

– Пф–ф!

– Постой-ка тут, – Маша выходит из душевой, и через минуту возвращается с полотенцем и двумя халатами в руках. Отдаёт один мне, ждёт, пока облачусь. Следом, суёт второй. – Подержи! – И аккуратно сушит полотенцем мои волосы. Добавляет мокрое полотенце к пижаме. Потом, расстёгивает молнию на своём многострадальном платье и быстро стягивает его через голову. Бросает в «стихийно образовавшуюся» груду тряпок на полу. Туда же, с её ног, летят босоножки.

«О нижнем белье, похоже, она не слышала» – думаю я, не в состоянии отвести глаза от её потрясающе пропорциональных форм. Наблюдаю, как девушка отжимает свои густые, рыжие пряди, от которых, почему–то идёт пар.

«Наверное, так ощущали себя мартышки, загипнотизированные танцем КАА» – вспоминаю я произведение английского писателя из своего мира.

Чувствую, как что–то вырывают из моих рук. Опускаю взгляд, и вижу, что это Маша пытается забрать свой халат. А я, оказывается, крепко сжимаю его в ладонях. Позволяю рукам разжаться. Смотрю на то, как, словно плащ–невидимка, халат под собой скрывает девичью красу.

– Похоже, ты ещё не оклемался, – судя по моей заторможенности предполагает Маша. – Держись! – она снова подхватывает меня на руки. От неожиданности, взвизгиваю и хватаюсь руками за её шею.

Девушка выносит меня из ванной, доносит и опускает на кровать, успев ловко ту расстелить, перед тем как опустить мою тушку. Мне же, почему–то, совершенно не хочется убирать руки с её шеи.

Маша осторожно высвобождается из моих объятий и накрывает меня одеялом. Наклоняется, с нежностью убирает прядь, ещё не до конца просохших волос с моего лба, гладит ладошкой по щеке и целует в макушку.

– Спи.

– Не уходи, – шепчу я ей, чувствуя, как меня накрывает усталость, пожалуй, самого длинного дня

в моей жизни, а веки наливаются свинцом. – Мне страшно.

И отключаюсь.

Девушка, какое–то время, смотрит на заснувшую ЮнМи, разглядывая почти ещё детское личико своей подопечной, потом осторожно, чтобы не потревожить её сон, ложится рядом, поверх одеяла.

– Я всегда буду рядом, – шепчет она в ответ. – Спокойной ночи!

Конец второй заточки.

Дайто наточен.

Сёто наточен.

Третья заточка

Третья заточка.

Нью–Йорк. Дом Марии. Утро понедельника.

Лежу, день вчерашний перевариваю.

«Побег из Шоушенка» уже воспринимается чем–то далёким, не заслуживающим внимания. О нём напоминает лишь печальное состояние тушки ЮнМи. Если, к нормальному питанию, приложить физические нагрузки и какие-нибудь витаминные уколы, то в порядок я приведу себя довольно быстро.

В Корее, наверное, сейчас знатный переполох, в связи с моим исчезновением. Перетрясли дом ДжуВона, небось, в поисках беглянки, да и квартиру родных – тоже.

А вдруг, никто панику не поднимал? Сказала госпожа Президент – «помилована!», и точка. Ну и что, что задним числом. А все мои заявления об отказе – бред больной девочки.

Нет. Не может такого быть. Президентша, тогда лично заявилась ко мне в палату, чтобы торжественно вручить подписанный ею приказ. В сопровождении репортёров. И то представление, которое я устроил перед всей этой братией, наглядно показывало мою позицию. В том числе, когда я швырял обрывками этого самого «приказа» ей в лицо. И про письменный отказ забывать не стоит. Официально был выслан.

Как бы узнать, что в мире творится? Мой телефон где–то у Маши. Скорее всего, в её комнате, в коробке с моими вещами. Надо будет забрать. Конечно, если она их привезла, а не выбросила по дороге. И надо извиниться.

Как говорится – ничего не предвещало беды. Прогулка по дому оказалась скучной, ровно до того момента, пока я, в поисках новых впечатлений, не спустился на первый этаж. Это ж надо такое придумать – бар в собственном доме! Конечно, это не новинка, но такое исполнение – чистой воды экзотика. Прикольная, надо сказать, экзотика. Как говорится «у богатых свои причуды».

И Алексей оказался нормальным парнем. Не стал замарачиваться насчёт возраста ЮнМи и угостил пивом. На халяву! Да и просветил по некоторым, мучающим меня вопросам.

Получается, он создатель Карла. А что это значит? Помнится, Маша упоминала про проданную технологию, на основании которой работает этот компьютер. А значит это, что Алексей – кузнец Машиных капиталов. Вот откуда растут ноги, у её богатства.

Только, я так и не определил его статус в этом доме. Может, родственник Маши? Он ведь русский. Значит, она притащила его с собой в Америку. А может и не притащила – сам когда–то переехал. А уже здесь сошлись.