Даю слово
Шрифт:
— Хорошо, — кивает она, начиная собираться, видимо, прокручивая сказанное мной и перекладывая мысли.
Я спешу. Поэтому даже лично завёл Никиту в детский сад, потому что рядом со мной он прекращает капризничать и ведёт себя как настоящий солдат. И наверное, впервые за пять лет это было самое быстрое и спокойное совещание, без моих криков и подкашивающихся коленок подчинённых. Строго по делу, конструктивно и сдержанно. В десять утра со своими людьми я уже ждал в гараже. И когда подъехал белый фургон, мой водитель сел за руль, и мы с ребятами двинулись за ним.
— За лошадей договорились? — киваю я Кириллу.
— Всё схвачено.
Мы
— Хотелось бы мне сказать, что, если будешь вести себя тихо умрёшь быстро, а если будешь вырываться подыхать будешь мучительно, — обратился я к нему. — Но это не про твой случай. Подыхать ты будешь в любом случае долго и мучительно за то, что четыре года назад изнасиловал девушку. За которой ты, падаль, вчера следил. Ты не заслуживаешь, чтобы тебя судили, потому что наш самый гуманный суд в мире даст тебе пожизненное и ты будешь незаслуженно жрать казённые харчи. Мы тебя осудим и накажем по-своему. И права сказать своё последнее слово у тебя тоже нет, — упёрся я взглядом на его заклеенный рот.
Один конец верёвки стянул его щиколотки, второй конец надёжно привязан к седлу. Вскочив в седло, я пришпорил коня, и мы потащили это тело за собой по мёрзлым кочкам. Я не стал марать об него руки, гонял коня до тех пор, пока эта двуногая скотина в человеческом обличье не испустила дух.
— Зарыть в лесу, как собаку! — бросив приказ, испытываю настоящее облегчение, что земля больше не носит такого урода. Ударив по газам, я помчался к своей Злате, зная, что она ждёт, что теперь она моя и впереди у нас целая жизнь.
Глава 18
После нашего ночного разговора, после того как я, конечно, как смогла рассказала ему о … том случае, Захар изменился. Его взгляд стал другим. Я это тут же уловила, заглянув спросонья на кухню. Это была не жалость, нет. Это была теплота. Но до этого дня я не знала, что у теплоты человеческого взгляда бывает градус и густота. Он укутывал меня этим взглядом, согревал, вселял ощущение невесомости. Но в уголках его губ и глаз проступает решимость. О чём он так усиленно размышляет? И что странно, меня уже не удивляет его пост у моей плиты. Так приятно видеть его, так приятно хотеть его обнять, так приятно прижиматься к этому сильному телу. Как … я раньше вообще существовала без него?
— А мы разве на работу сегодня не пойдём? — мне не хочется думать о вчерашнем. Хватит того, что видимо он постоянно об этом думает. Но я должна знать, что происходит. К чему готовиться и когда сойдёт напряжение, потому что оно во всём, в том, как он держит спину, в изгибе брови, в быстрых взглядах на телефон.
— Сегодня мы все побудем дома, — даже голос у него и тот изменился. И я уже люблю эту его интонацию…. Люблю? Я поражённо замираю, в полушаге от него. Захар тянет ко мне руку, чтобы я присела рядом с ним, а я таращусь на него, словно вижу в первый раз и тяжёлым дыханием пытаюсь отогнать панику. Да я ведь его люблю. … Я полюбила этого мужчину. Мужчину, который укрыл меня в этой житейской вьюге и откопал моё заметённое снегом и пеплом сердце. Господи, это ж надо! А я-то думаю, что же это за одержимость такая, что же это делается с моей душой.
— Всё
— Всё нормально. Я могу чем-то вам помочь? — улыбаюсь, рядом с ним чувствуя себя всесильной и не уязвимой.
— Каждому зодчему нужно вдохновение, поэтому ты будешь моей музой, — улыбаются мне в ответ его серые глаза, раскрывшие передо мной своё бездонное тепло. И эта глубина зовётся … любовью. Он ещё ни разу мне об этом не говорил, но я почти уверена, что любима им. Сижу почти не дышу и восторгаюсь башней. А под мультфильмы просто засыпаю, положив голову ему но ноги. Захар поглаживает меня по спине, делает вид, что смотрит в телевизор, но это не так. Он продолжает о чём-то размышлять.
Сегодня он не многословен, даже шуточки свои отставил в сторону, но вечером, застилая кровать свежими простынями, я всё-таки решаюсь у него спросить:
— Ты явно мечтал о девушке не с таким прошлым. Раздумываешь над нашей ситуацией?
Садится на краешек кровати, берёт меня за руку, заставляя присесть рядом с ним, прощупывает каждый мой пальчик, затем смотрит заглядывает мне в глаза. Его чётко очерченные губы трогает нежная улыбка:
— Злата, я люблю тебя, — тихо произносит он, а у меня в ушах начинает стучать кровь, от рванувшего с разгону сердца. — Можешь мне сейчас ничего не говорить об ответных чувствах. Просто знай.
Да, я знаю, знаю, милый. Переползаю к нему на колени, обхватываю ладонями его лицо, прижимаюсь лбом и шепчу, почти касаясь губами его губ, не обращая внимания на слёзы, которые начинают катиться по моим щекам:
— Спасибо что ты есть, что рядом, мой сверхмужчина, мой ангел-хранитель. Спасибо, что делаешь меня такой счастливой, нормальной, за то, что я чувствую себя женщиной, любимой женщиной. За то, что возвращаешь мне веру в людей. Не думала, что это снова станет возможным. Не думала, что смогу испытывать любовь к мужчине. И это не благодарность, хотя эти чувства можно спутать. Нет. Я чувствую, что во мне … что я тебя люблю.
Он прижимает меня к себе почти до хруста и целует в губы. Никаких комментариев, расспросов, лишних слов. Мы просто целуемся. Некоторые пары, признавшись друг другу в любви в порыве страсти заканчивают бурным сексом в постели. Мы тоже забрались в постель, но лишь для того что-то крепко обняться и слушать, как срастаются наши сердца. В такой момент почему-то не хочется нарушить это состояние концентрированной нежности. Удивительно, что Захар это почувствовал. Неправда, что говорят будто у мужчин только одно на уме. Мой бульдозер оказался чутким. Есть моменты, когда говорит тело, а есть моменты, когда говорит душа — так вот сейчас свою песнь любви поёт именно душа. Я так и уснула под эти вибрации.
Теперь он знает. И мои догадки тоже подтвердились. Утром, лишь взглянув друг на друга, я слегка смущаюсь от этих чувственных перекатов теплоты во взгляде. Захар в меня влюблён, а я люблю его. Но это не мешает ему собираться на работу, кормить нас завтраком и снова хмуриться от одолевающих мыслей. Стараюсь не подавать виду, но получается плохо. На самом деле мне страшно высовываться из дому, когда этот подонок, слоняется улицами, возможно следит за детским садом, окнами нашего дома или может быть даже знает, где я работаю. И снова Захар почувствовал, прочёл по моим глазам, прижал к себе, зарывшись лицом в мои волосы: