Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды
Шрифт:
Хоть и говорили в Киеве, что мол тут, в Залесье, язычники — только меряне да весь… ан нет, шалишь! И словене тоже! В Ростове гордо высила главы рубленая дубовая церковь, да! Но в первый же день по приезду прослышал князь про святилище Городового острова на озере Неро. Рядом со стольным городом!
С плоской, поросшей лесом вершины пологого холма видно было далеко посторонь. Широкими коврами стелились леса, перемежаемые редкими полосками росчистей. На юге широко расстелилось спокойно-величавое зеркало озера Неро, а где-то на берегу слабо виднелись
Князю даже показалось на миг, что он различает в медленно густеющих вечерних сумерках тоненькую струйку дыма от разведённого Ставкой и кметями костра на озёрном берегу. На закате у самого окоёма серебрилась и багровела в закатных солнечных лучах узкая ленточка реки — Пижерма.
В душе помимо изумления вмиг проросло злорадство, недостойное христианина — ан не смогли попы да монахи добраться до сердца древней веры!
Волхв был — седой, могучий старик с длинными волосами, косматыми бровями и окладистой длинной бородой. Ни с кем не спутаешь! Эвон, у этих двоих, что отворили ворота подбородки и головы выбриты наголо, только на темени длинная прядь волос, как у языческих кметей водится. Да и у христианских — до сих пор! Вои, да ещё и непростого рода! А старик — с длинными волосами и бородат. Волхв.
Обереги на одежде волхва то и дело сталкивались друг с другом, так густо висели. Сначала Владимир решил было, что они нацеплены абы как, но почти тут же он понял — нет! Нигде обереги не закрывали собой вышивку на рубахе — стало, каждый имеет какое-то особое назначение.
Князь невольно опустил глаза под насмешливым взглядом волхва — показалось вдруг, что тот видит его насквозь, и мысли его все — тоже.
— Владыко… — начал было один из воев, но волхв остановил его одним движением ладони:
— Я его ждал, — сказал он всё тем же властным голосом. Движением руки позвал за собой князя и молча поворотился, прошёл в ворота капища. Владимир прошёл следом, чуть похолодев — он впервой был в языческом святилище.
Главный капь стоял прямо под открытым небом, благо не деревянный, а каменный. Мономах, проходя мимо, невольно задержал шаг, глянул заворожённо.
Камень был похож на вставшего на дыбы… слона, да! Длинные, загнутые бивни, свёрнутый в кольцо поднятый вверх хобот… Но откуда язычники Залесья про зверей, живущих только в Индии да Африке ведают?
Чуть пригляделся и понял — нет, то не слон!
Зверь (альбо бог?) — был космат. Длинная шерсть покрывала всё тело — искусная резьба по камню отображала мало не каждую шерстинку. Слон же, Мономах знал по рассказам сведущих людей, гол — ни шерстинки.
— Кто это? — полушёпотом спросил Владимир.
— Велес, — коротко бросил волхв, тоже задержавших перед идолом. Владимир покосился — волхв глядел на чудовищный камень с плохо скрытым благоговением. Не страхом, нет!
— Вестимо, — процедил Мономах сквозь зубы, досадуя в душе сам на себя — можно было бы и догадаться.
— Великий бог, — всё с тем же трепетом в голосе сказал тихо волхв. — И сейчас воля его с нами…
Владимир быстро глянул на волхва. Недоверчиво глянул.
— С ним воля Велеса, — подтвердил волхв. — Во всём.
Тоже посмотрел в ответ, бедово посмотрел и холодно, словно мысли прочитал. Мономах вдруг на миг ужаснулся — а ну как!... один средь язычников!.. Ведь что может быть угоднее в жертву, чем князь иной, враждебной, веры? Заодно и полоцкому князю поможет!
— Не пугайся, князь, — вновь словно угадал его мысли волхв и вдругорядь испугал князя. — Жертву мы ныне приносить не будем. И уж тем более не человечью.
— А почему? — дерзко спросил князь, осмелев.
— Человека в жертву приносят только при большой беде, — волхв снова глянул всё так же холодно и даже с лёгким презрением. — Альбо в чаянии большой победы.
— И не жалко?
— Чего — не жалко? — не понял волхв. — Человека-то? Так он же сам! Добровольно! Чего же жалеть-то — он же враз в вырий попадёт, средь лучших охотников у Велеса будет альбо у Перуна возлюбленным воином. Альбо там на войне — так то и вовсе ворог, чего его жалеть?
— А в чьём он обличье? — спросил князь, чтобы скрыть вновь охватившее его смятение. — Что за зверь?
О том, что Владыка Зверья может принимать облик любого зверя, князь знал. И о том, что любимый облик кого — медведь, ведал тоже. А вот это…
— Индрик это, — негромко пояснил волхв.
Владимир смотрел, охваченный странным чувством — тут, около этого идола, ему даже и в голову не приходило усомниться в истинности слов волхва (потому и говорил с ним взаболь, без обычной насмешки!), закричать, что мол, только наш бог истинный, а ваши же — бесы, деревяшки бессмысленные.
Вот бы показать это епископу, — мелькнула шалая и неуместная мысль. — Ведь православные-то попы как рекут — язычники-де живут в лесу, молятся колесу, какие там храмы…
В очаге горел, приплясывая, огонь, жадно лизал огромные толстые поленья. Шипели и вспыхивали капельки жира, стекая в огонь с кусков мяса, насаженных на вертел. Рваные клочья огня разгоняли пугливую темноту, вылетали в дымник, уносясь к звёздному небу. В полумраке покоя отблески огня недобро вспыхивали в багровом вине, в разноцветных кусках оконной слюды и в сощуренных глазах волхва, когда тот пронзительно взглядывал в сторону князя, подбрасывал в огонь полено и снова замирал.
— Зови меня Велигоем, — проговорил, наконец, волхв негромко, разливая по чашам вино. Князь отхлебнул глоток и подивился — откуда они, язычники, в чаще сущие, могут такое вино доставать? Вслух же спросил:
— А по отчеству?
— Зачем тебе? — в точности как Мороз спросил волхв, и точно так же ответил, не дожидаясь княжьих слов. — Кариславичем кличут.
— Княжье отчество, — не сдержался Владимир.
— И что с того? — насмешливо бросил волхв, приподымая косматую бровь. — Альбо зазорно? Князю-то?