Де Рибас
Шрифт:
Катрин продолжала беседу с комендантом Очакова об испанских вуалях.
— Мадемуазель Брэтен была бы в восхищении от вашего платья, — продолжал осаду ветренницы новоиспеченный георгиевский кавалер, а Катрин обращалась за соусницей к генералу Мекнобу.
Рибас оставил тщетные попытки. Но когда было решено отправиться на прогулку по заснеженным окрестностям, Катрин улучила минуту и и горячо зашептала на ухо Рибасу:
— В три по полуночи пошлите своего человека с пистолетами. Пусть выстрелит два раза возле церкви. Спустя получас прикажите стрелять у
— Расспросить ни о чем не удалось: Фалеев подхватил укутанную в лисью шубу Катрин на руки и перенес в подлетевшую карету. Надышавшись морозным воздухом и устроив испытание лошадям, вернулись, выпили двойной гданьской. Мужчины прошли в кабинет, куда подали кофе и трубки. Заговорили на тему мифическую: когда же российские орлы воспарят над мечетями Константинополя?
— Сие немыслимо, — говорил барон Меллер. — Пруссия поднимает двухсоттысячное войско. Угрожает нашей союзнице Австрии.
— Австрия давно дрожит от прусского кнута, — заметил Гудович. — А поляки только и ждут, чтобы ударить нам во фланг.
Шереметьев шепотом выдал государственную тайну:
— Императрица написала Потемкину, что нет никаких сомнений в намерении Пруссии и Польши напасть на нас весной.
Присутствие генералов в Херсоне и Рибаса объяснялось тем, что Потемкин решил собрать против Польши корпус Репнина и расположить его по Бугу. Репнину он подчинил корпус Гудовича, казаков Платова и десять эскадронов Чепеги. Против турок на правом фланге остался стоять Суворов с девятью полками, а на левом назначен командовать барон Меллер-Закомельский. Ему с Кутузовым долженствовало держать Бессарабию и низовья Днестра. Батальоны пехоты на флотилии Рибаса подчинялись барону.
Перед разъездом пили шампанское. Катрин флиртовала с комендантом Кастро де Лацерда, Михаил Фалеев не сводил с них глаз. Гудович, сделав глоток шампанского, объявил:
— Вино поддельное. Его в Рязани делали.
— Быть не может!
— Я знаю шесть способов подделать шампанское, — уверял генерал. — Да вы возьмите ведро березового сока на полтора ведра молодого вина. Бутылки непременно выполощите французской водкой, разлейте все в них, пробки проволокой укрепите да ставьте в песок. Но прежде года сего напитка не начинать!
Разъехались заполночь. Около трех генерал поднял адъютанта, дал ему пистолеты и объяснил, что нужно делать. От такого странного поручения с адъютанта вмиг слетел сон.
В три пополуночи в спящем Херсоне грохнуло два выстрела. В ответ — лишь лай собак. Рибас прислушивался, подходил к окну, и спустя четверть часа фигурка в лисьей шубе мелькнула у крыльца. Генерал выбежал, подхватил Катрин на руки, внес в дом.
— Вы сумасшедшая, — сказал он, целуя ее.
— Сумасшедший он, — отвечала Катрин, но продолжения не последовало — любовники, не потушив свечи забыли обо всем на свете.
Когда очнулись, Рибас, целуя Катрин, спросил:
— Кто же все-таки сумасшедший?
— Леонтий, — отвечала она. — Увезите меня.
— Что между вами происходит?
— Он невыносим.
— Я вскоре
— Вы не оставите меня с ним!
— Конечно, конечно.
— Он преследует меня. Мне некому пожаловаться! Я уж было сбежала из Екатеринослава, но он вернул меня силой с полдороги. Выслал за мной казаков.
— А сегодня? Зачем эти выстрелы?
— В Кременчуге в меня влюбился киевский подполковник. Он нарочно оскорбил Михаила и вызвал его. Мишель — трус. Ночью его люди схватили меня и увезли. А подполковник написал, что будет его преследовать. Как только узнает, где он, будет стрелять под его окнами, вызывая его этим на дуэль.
— Вы остановились возле церкви?
— Да!
— Страшная история.
— Увезите меня.
Хлопки двух выстрелов у Данцингского трактира достигли их ушей.
— Наверняка мой адъютант считает, что я спятил. Михаил послал кого-нибудь искать мнимого подполковника?
— Сам отправился с тремя казаками.
— Моему адъютанту несдобровать.
— Но он совсем не похож на киевского подполковника.
— Как же вам удалось сбежать?
— Они все были пьяны.
— И вы вернетесь?
— Мои платья, деньги и драгоценности там.
— Идемте. Я живо проучу его.
— Я не хочу скандала!
— Но как вы объясните, где вы были?
— Это пустяки. Скажу, что волновалась за него, пошла искать. Когда вы едете в Яссы?
— Через два дня.
— Я соберусь незаметно.
На следующий день к Рибасу зашел пасмурный Фалеев. Не раздеваясь, осмотрелся, спросил:
— Не было ли у вас Катрин, генерал?
— Нет, — ответил Рибас и хотел уж было выставить негодяя за дверь, но тот казался искренне опечаленным и встревоженным.
— Ее нет нигде с утра.
— Ищите у здешних дам, — сказал Рибас и ушел в кабинет.
Карета генерала, поставленная на полозья, выезжала из Херсона, позади скрипели на снегу сани с солдатами. Внутри карету утеплили войлоком и мехами. На околице из крайнего дома видением в голубых песцах выскользнула на дорогу Катрин. Херсонский обыватель волочил следом два высоких кожаных мешка. Через мгновение сладкий запах амбры и смех женщины кружил голову генералу. Херсонский обыватель, раскрыв рот, смотрел вслед поземке, вьющейся за отъезжающими.
Лицо Катрин пылало. На пепельно-русых волосах чудом держалась английская шляпка.
— Вы замерзнете в дороге.
— Ах, я специально не закутывалась, когда уходила. Но у меня с собой меха.
— Как вам удалось их взять?
— Слава господу, и в Херсоне есть портнихи. Я объявила, что хочу поправить свой гардероб. И этот негодяй сам свез мои платья и меха портнихе. А тут и деньги, и все.
— Жаль, что вы не позволили мне проучить его.
— Случай еще представится.
Она была восхитительно счастлива и своим освобождением, и предстоящей дорогой и необыкновенными обстоятельствами, которые она сама себе и обеспечила. Они переехали замерзший Буг и, не выходя из кареты на редких казачьих постах, покатили заснеженной степью к Днестру.