Де Рибас
Шрифт:
Настя ответила просто и не выказывая волнения:
— Я согласна. Но… — Она повернулась к жениху. — Получили ли вы разрешение на брак от вашего отца?
— Я напишу ему сегодня же.
— Вы должны знать, — продолжала твердо Настя, — я не смогу стать католичкой.
— Православная и католические верования — религии христианские, — отвечал Рибас, — и я готов пойти вам навстречу.
— Прекрасно, похвально, — говорил Бецкий жениху, как ученику-кадету. — Сделаем это не откладывая, пока отец Илиан не ушел.
Все направились
— Иосиф Михайлович, встаньте-ка перед образом лицом на восход, вот так. Я отдаю вам руку моей любимой Насти, которая для меня дороже всего на свете. Берегите ее и не давайте в обиду. А ты, Настя, уважай и люби будущего супруга своего.
Затем вернулись в кабинет и расположились в креслах по-домашнему.
— Итак, мои дорогие, то, что сейчас произошло, по русскому обычаю называется «ударили по рукам», — сказал Бецкий. — Еще нам предстоят сговор и свадьба.
— И разрешение на свадьбу императрицы, — добавила Настя. — Ни фрейлины, ни камер-фрау не могут без ее позволения выйти замуж.
— Да-да, — кивал Бецкий. — Время сговора мы назначим, но жених может и сейчас знать, что, кроме обычного приданого, я даю за Настей тридцать тысяч золотом и этот дом.
— Как? — удивилась Настя. — Но где же вы будете жить?
— Ведь я строю для себя дом рядом, так как предвидел этот день давно, — отвечал Иван Иванович.
— Вы останетесь подданным короля Обеих Сицилии? — спросил у жениха граф Миних.
— Да, — твердо отвечал Рибас, ибо обсудил все заранее с Виктором. — Я думаю, это не помешает бракосочетанию и не составит препятствий.
— Вас не интересует карьера при русском дворе? — спросил граф.
— Конечно же интересует, — отвечал жених. — Но пока я предпочел бы остаться подданным короля Фердинанда.
— Этим вы ограничиваете свои возможности, — сказал граф. — Вы способны занять высокое положение при дворе, если станете российским подданным.
— Я, вероятно, переменю свое теперешнее решение, но позже, — твердо заявил Рибас.
Виктор категорически настаивал на том, чтобы он не менял подданство. «От русского двора каждый день можно ожидать сюрпризов, — говорил он. — Россиянина в любой миг могут взять под микитки и показать, где раки зимуют. Неаполитанское подданство защитит вас. Но когда вам предложат место в Сенате, — добавил он смеясь, — тогда и решите окончательно».
— Остается одно, — сказал Бецкий. — Какое поприще вы намерены избрать в Петербурге? От себя скажу, что место на кадетском поприще и чин капитана вам обеспечены, Иосиф Михайлович.
— Благодарю
Еще неделю назад он согласился бы сразу, но теперь узнал, что Алексей Орлов едет из Италии в Петербург, и решил дождаться его: Алехо мог предложить более заманчивую службу. Вечером Рибас написал отцу. Утром отправил чертежи и расчеты моста в Академию. Следовало спешить, так как Виктор объяснил, что на сговоре жених должен одарить невесту подарками, среди которых должны быть и бриллиантовые вещи. Положение невесты к этому обязывало.
Может быть, не без содействия Бецкого, но приглашение в Академию для обсуждения проекта моста последовало довольно быстро, и Рибас отправился в старое здание Петербургской Академии на Васильевском. Хотя путь был близкий, кучер чертыхался и ругал дорогу. Она была с такими рытвинами и ухабами, что пешеходы преодолевали их, как опасные крепостные рвы. Рибас заранее навел справки и узнал, что директором Академии состоит один из братьев Орловых — Владимир — при эфемерном президентстве гетмана и фельдмаршала Кирилла Разумовского — отца графа Андрея. Дела в храме наук были запущены донельзя, господа академики собирались крайне редко, а гимназисты-дворяне, учившиеся при Академии, едва умели читать.
В нетопленном сыром конференц-зале собрались несколько профессоров и до десятка молодых адъюнктов. Надворный советник и конференц-секретарь Иоган Эйлер представил Рибаса собравшимся и познакомил его с профессорами. Доклад мостостроителя был короток:
— Если господа просмотрели мои расчеты и чертежи, то мне нечего больше прибавить к ним. Я жду вопросов и с удовольствием отвечу на них.
Последовало долгое молчание, после которого берлинский анатом Фридрих Вольф, неизвестно для чего притащившийся на заседание, щуря близорукие глаза, ко всеобщему увеселению присутствующих спросил:
— А что же это за такие большие флаги посередине моста?
— Простите, но это не флаги, — отвечал Рибас. — Это паруса, с помощью которых средняя часть моста будет разводиться, чтобы дать возможность свободному проходу судам с высокими мачтами. Ворота моста будут раскрываться по течению сами, а против течения закрываться с помощью парусов.
— А если ветра не будет?
— По данным вашей же Академии на Неве в году не наберется и десяти дней, когда стоит полный штиль, — объяснил Рибас.
Сама идея с парусами вызвала одобрение. Маклебургский математик Ульрих Эпинус и библиотекарь Академии Семен Котелньиков, отлично знавший математику, высказались о тщательности расчетов. Молодые адъюнкты набросились на Рибаса стаей: «Шестиопорный мост не выдержит натиска льда. Место выбрано неудачно. Наплавной Исакиевский надежнее и дешевле». Рибас возражал, но окончательно дело решил надзиратель академического физического снаряда Людвиг Крафт. Он был придворным учителем и как раз спешил к урочному времени, а поэтому сказал лаконично: