Дедская площадка
Шрифт:
– Почему вы так торопитесь?
– Потому что мы знаем, чем все это кончилось... Для того чтоб остановить гружёный состав нужно время и мы считаем, что машинисту пора начинать предупредительные гудки.
– Вот это - первый гудок.
Он помолчал.
– Будут и другие?
– Будут. Хоть сейчас сможем исполнить.
Он покачал головой и не поинтересовался чем мы можем его удивить. Наверняка поверил.
А ведь у нас и впрямь имелся в запасе вариант Сукачева «Эй, ямщик, поворачивай к черту! Новой дорогой поедем домой...» Очень своевременная песня. И
– Если не хотите- говорить об этом сразу. Если это не хотите делать вы, то это будем делать мы.
Он смотрел на нас. Мы- на него. Это не был поединок взглядов. Он явно хотел всего лишь, чтоб мы повременили с песней и при этом понимал, что это решение, если оно будет волевым, испортит наши отношения.
– Вы могли бы пойти нам на встречу и не включать «Поворот» в пластинку?
– Это непременное условия?
– нахмурился Никита.
– Нет. Это действительно просьба. Рано...
– Как бы не стало поздно.
– И тем не менее...
Повисло молчание.
– Хорошо,- вздохнул я, понимая бессмысленность дискуссии. – Мы подумаем. Если найдем подходящую замену, то...
Я посмотрел на товарищей. Оба кивнули.
– ...то возьмем что-то иное.
Такой вариант развития событий мы обговорили заранее. «Ямщик...» не пропадет, как и «Поворот». Не мы, так Макаревич её выпустят, и если наши кураторы считают, что для этой песни еще не пришло время, то пусть. Тогда мы подумаем о том как использовать пластинку для иных целей. Тогда мы вставим туда ленноновскую «Девятую мечту».
К ней-то вопросов вообще не должно возникнуть. Никита набросал слова и теперь вторую неделю шлифовал текст, стараясь угадать какой смысл Леннон вложил в текст песни с таким названием. Ему хотелось, чтоб предметом удивления стала не только музыка, но и текст.
Мы вышли из здания ЦК Комсомола и уселись на лавочку, где когда-то состоялся наш разговор с главой советского комсомола.
– Рано им, - сердито проворчал Никита. – А что тогда «вовремя»?
Мы помолчали.
– А если просто ничего не делать? Ждать... – помолчав спросил Сергей.
– Помните эту древнюю китайскую мудрость на счет того, чтоб если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть в ней труп своего врага? Посидим мирно, подождем.
– Подождём?
Просто ждать было откровенно скучно и Сергей поправился.
– Ну... На гитарах поиграем. Пластинки повыпускаем.
– То есть подождать, когда наши враги помрут сам собой? – уточнил Никита.
– Ну, или их убьёт кто-то другой. Не мы. Орденов мы тут, разумеется, не заработаем, но дело-то будет сделано. Мы ведь им все рассказали и о процессах и о людях. У них все козыри на руках... И возможности.
Это было правдой. Только вот... Я хотел сказать, но Никита меня опередил. Он подхватив веточку начал что-то царапать на подтаявшем льду. Я наклонился. Цифры...
– Что это?
Через десяток секунд на льду, как на надгробии, красовались две даты «1974 – 1991». Говорить, что эти числа означают смысла не было. Все мы понимали их значение, и взяв другую
– Это до краха СССР. А до Горбачева, до Перестройки?
– Года на четыре поменьше.
Ниже надписи Никита сделал новую «17- 4 = 13».
– Тринадцать лет... Много это или мало? Похоже они считают, что дофига.
– Это не к нам вопрос, а туда.
– Я кивнул в здания из которого мы недавно вышли.
– И, кстати, возможно мы как-то упустили еще один аспект проблемы.
Друзья вопросительно посмотрели на меня.
– Ты вот китайскими аллегориями заговорил, так я продолжу. Кто проплывет перед тобой, когда ты долго лежишь на берегу реки - враг или друг - зависит от того на каком берегу реки ты сидишь: на правом или на левом.
– Это ты о чем?
– О том, что что в мире все относительно.
Я снова кивнул на знание ЦК.
– Они могут подождать-подождать и... Передумать что-то менять. Точнее попросту встать на другую сторону. Они ведь тоже элита. Та самая. Может быть мы зря сложили все яйца в одну корзину?
Разговор остановился. Каждый из нас представлял, чем это может обернуться для нас. Ведь если такое случится, то на не только сотрут в порошок, так еще и порошок развеют по ветру. Верить в реальность этого очень не хотелось.
– А что ты предлагаешь - выходить на кого-то еще? А на кого? На министра обороны? Или сразу на Леонида Ильича? Руки у нас коротки...
Сергей задавал вопросы, на которые все мы знали ответы. Я вздохнул. Прав был друг.
– Да это я так... От нервов.
На этом можно было бы и остановиться, но наш барабанщик продолжил.
– Да если вдруг случилось чудо. Вышли... И что потом? Все с начала? Убеждать? Уговаривать?
Возразить никто не решился. Не было ни у кого из нас никаких аргументов. Получалось, что это тупик. Темный и совершенно непроходимый.
День вокруг нас постепенно переходил в вечер. Москва зажигала фонари, но вот светлее на душе от этого не становилось. Все-таки это была не Москва нашей старости - ни реклам, ни потока автомобилей... Серость... И мысли тут в головах тоже подстать... Серые и мрачные... Может быть и впрямь все бросить и пожить в свое удовольствие, не путаясь под ногами Власти и не давая ей советы? А? Я поморщился. Но ведь не получится же! Вся оставшаяся жизнь будет отравлена ожиданием и знанием, чем все это неизбежно закончится. К тому же окончание, возможно, может быть даже похуже, чем в нашем варианте Истории.
Нет. Что-то менять надо, но вот в чем проблема- чтоб на что-то такое решиться особенный человек нужен. Точнее Личность нужна! А у нас, получается, ни один из наших властных знакомых на это звание не тянет.
– Помните, у Стругацких?
– спросил я.
– «Там, где торжествует серость к власти всегда приходят черные»?
Друзья синхронно кивнули.
– А они это уже написали?
– Написали. Да и какая разница? Тут дело в правильности мысли. Серые личности у власти порождают черных последствия. А те, кто у нас при Власти Личности? Они кто?
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
