Дедские игры в двух измерениях
Шрифт:
– Тут явный Кобзон просвечивается. Прямо–таки во все щели лезет. Или хор Александрова.
Я тоже читал, но у меня военный хор как-то к тексту не привязывался. Мирные слова были. Потому я с Никитой не согласился.
– Наверное, все-таки Кобзон. Это хоть и марш, но какой-то миролюбивый. Или...
Я задумался.
– Или детский хор. Вон слова-то какие: про радугу, про тропинку в тайге...
Спорить он не стал, а выразительно вздохнув, достал заготовленный блокнот и начал переписывать слова.
– Значит, придется беспокоить Иосифа
Я остановил полет фантазии.
– Погоди еще. Текст есть, а музыки-то нет. Так что сидим на попе ровно.
Сергей, заглядывавший через Никитино плечо, беззвучно шевелил губами, читая печатные строки.
– Это, скорее всего не марш, а какая-то революционная речёвка. Ну как у Маяковского… Неужели не чувствуете?
– Неужто рэп? – удивился Никита.
– Типа того…
Серёга, как барабанщик тонко ощущал заложенный в стихах ритм, и к нему следовало прислушаться. В моей голове уже крутились варианты мелодии, которые я пробовал воссоздать по аккордам, как палеонтолог целого динозавра по его костям и вроде бы что-то началось прорисовываться. Марш- не марш, но что-то энергичное.
– Может быть ты и прав….
Никита закрыл блокнот.
– Ладно. С этим понятно. Теперь в магазин.
А в магазине нас ждал сюрприз…
– Вот вам и Сергей,- сказал Сергей, вертя в руках маленькую пластинку.
– И Самуил…
Никита смотрел на жизнь хоть и шире, но конкретнее.
– Вот вам и мужик… К тому же не румын, а румынка.
Я обратился к продавщице.
– А что это за девушка? Иностранка?
Девушка улыбнулась.
– Нет. Наша, советская… Из Молдавии.
Сергей попросил её поставить, и мы несколько секунд слушали молодой, красивый, сильный голос.
– А неплохо… Потом она, скорее всего, еще лучше петь стала, потому и дедам наверняка больше известна.
Пластинку мы купили- шестьдесят копеек не деньги - и пошли к дому. Разговор все время вертелся около новой песни. Друзья прикидывая, что будет лучше: не корежить историю музыки и поискать выходы на Ротару или всё-таки предложить песню Кобзону или Пугачевой.
Пока они спорили, я все крутил в голове слова, прикидывая какой в итоге должна получиться песня и думал, о композиторе, у которого мы музыку позаимствуем. Надеюсь у него не одна такая…
Доводы друзей друг на друга не действовали, и я решил поработать третейским судьёй, пока они не переругались.
– Давайте, чтоб не биться лбом в стену, будем выбирать между Кобзоном и Пугачевой. Эти-то в нас верят, и их не придётся убеждать в том, что песня будет хорошей.
Ребята отмахнулись. Им было интересно спорить друг с другом.
– Да хватит вам! Как дети малые… Песни еще нет! Нам её еще сочинить нужно,- напомнил я.
Улица вокруг нас была полна звуками. Ехали машины, говорили люди, чирикали птицы. Отодвигая эти звуки в сторону, заглушая их, обрушались звуки стойки. Мы шли мимо строительной площадки. Там что-то взрезывало, трещало, ухало, но весь этот звуковой
Я встал. Ребята, продолжавшие спорить, уперлись в мою спину.
– Что?
Я тряхнул головой и начал читать стихи. «Я, ты, он, она…» На каждый удар копра, готовившего фундамент для нового дома, накладывались слова из стихотворения. Удар- слово, еще удар – новое слово…
– Вот оно! Это основной ритм!
Сергей постучал ступней по асфальту, ловя ритм, кивнул. Перебивая звук копра, пулеметной очередью протрещал отбойный молоток. Серёга застучал чаще… Никита наступил ему на ногу.
– А вот это слишком… С таким ритмом песен о Родине не бывает. Это же рок-н-рол!
Глава 4
6.
Дорогу в школу мы не забыли. Хоть и было это почти полвека назад, а ноги всё равно помнили и вели куда нужно. От метро «Рязанский проспект», дворами, не торопясь мы дошли до нашей «альма-матер». Ноги сами шли куда нужно, а мы вертели головами и удивляясь как все вокруг изменилось. Магазины, магазины, новые дома, опять магазины…
А вот школа осталась прежней. Белая пятиэтажка с барельефами классиков на фронтоне.
Мы обошли её со всех сторон и выбрали ту лавочку около спортплощадки, где так давно и так недавно сидели, и решали главные для себя вопросы. Все тут было, как и в тот раз.
– Пивных пробок стало меньше….
Пробки выглядели по-разному. Какие-то блестели, слово только-только упали на землю, а какие-то уже покрылись ржой, попавшие туда Бог знает когда. Носком кроссовки я выбил одну из таких на траву.
– Между прочим вот она может быть одной из тех, что мы сами в те временя в землю вбивали,- пошутил я.
– Вселенная не та,- серьезно ответил Сергей.
– Ты ни сам не сбивайся и нас не сбивай.
– А нынче тут больше баночное пьют,- Никита кивнул на урну, полную смятых банок.
– Старшеклассники нынче богатые.
– Вот и нас так…- грустно сказал я. Мы переглянулись и одновременно улыбнулись. Вспомнили, какой ценностью были такие вот банки во времена нашей школьной молодости. Те взрослые, кто ездил за границу или мог отовариваться в «Березке», брали пиво там, банки отдавали детям. Каждая из них была предметом зависти и поклонения, как, собственно и фантики от жвачки. Времена изменились и шкала ценностей тоже.
– Да ладно… Живы и слава Богу…
Сергей крутил головой что-то отыскивая.
– Ничего не чувствуете?
Мы, вынырнув из воспоминаний, насторожились.
– А что?
Он демонстративно потянул носом.
– Мирозданием тут не пахнет?
– Тьфу на тебя…
– Ну тогда хватит рассиживаться.
Он хлопнул ладонями по ногам, поднялся, предлагая следовать за собой. Мы не торопились. Сидеть на тёплых досках, вспоминать прошлое было очень приятно. Да и старческая спина просила пощады.