Дедские игры в двух измерениях
Шрифт:
– Например, станем подбирать к мелодиям стихи хороших поэтов.
Друзья молчали.
– Так что не будем падать духом! Попробуем как-то жить без них. Тем более кто знает, какие планы у Мироздания? Может быть со временем что-то и впрямь восстановится.
– Нам без них плохо,- сказал вдруг Никита. – А, интересно, как им без нас?
– Им хуже, чем нам, - убежденно сказал Сергей.
– Старые, больные… Они нас сделали тем, что мы есть, а что им-то осталось? Вспоминать, что было, да доживать?
Он вдруг с каким-то ожесточением
– Надо, чтоб все как-то исправилось! Что бы все как раньше…
В раздражении Сергей грохнул кулаком по столу и графин жалобно звякнул. А может быть, это хихикнуло Мироздание? Я вздохнул и предложил:
– Давайте успокоимся и еще раз попробуем вспомнить хоть что-нибудь? Хоть что-нибудь!
– Ну давай, вспоминай первым. Мы посмотрим, – предложил Никита.
Я закрыл глаза. Призыв друга прозвучал как глас вопиющего в пустыне. Память была не просто темна. Она была пуста. Несколько минут мы сидели молча с закрытыми глазами. Я первым открыл глаза и дождался, когда это сделают друзья.
– Ну что? Кто-нибудь хоть что-нибудь вспомнил?
Я печально констатировал:
– Я помню только, что был старым и больным…
– Да оптимизмом тут не пахнет.
3.
Посередине кухни стоял маленький стол, вокруг него стояли табуретки, а посреди стола стояла полупустая бутылка. Большая бутылка. На табуретках сидели мы. Сидели и цивилизованно выпивали.
Нет. Мы не запили с горя, но разговаривать о том, что с нами случилось, без выпивки и закуски мы уже не могли. Горько было.
За окнами весело гудела автомобильными клаксонами Москва третьего тысячелетия, летнее солнце гладило кроны деревьев и детей на бульваре. За окном было тепло и весело, а у нас...
Мы вспоминали о том, что было, о том, что держали в руках и потеряли… Пусть не своей волей, но потеряли же!
Бутыль была наполовину пустой, а мы- доверху наполнены воспоминаниями. Вот уже второй час мы травили ими свои души. Они были хоть и приятными, но едкими, как слезогонка. Разумеется, никто не плакал, но… Как это было сказано в одном из фильмов? «Мужчины не плачут. Мужчины огорчаются». Вот и мы, хоть и не плакали, но сильно огорчались. В воспоминаниях мы жили жизнью, которой, увы, жить уже не сможем….
После очередного «А помнишь, как мы тогда…» Никита стукнул кулаком по столу.
– Ну, что слезы льем? Что сопли на кулак наматываем?
И ехидно добавил:
– Соскучились по славе и почестям?
За его ехидством проглядывалась нескрываемая печаль. Ему, как и всем нам, самому жаль было тех возможностей, которыми мы лишились.
– Кто бы говорил, - отозвался Сергей. – Все мы в одной лодке.
– Мы в одной…
Я задумался, каким словом обозначить наше нынешнее положение, нашел его, но, из присущего мне оптимизма, его не использовал, а заменил на другое.
– … луже.
– Мы-то что,- продолжил Никита. – Мы старики, нам терять нечего кроме своих цепей...
– Нашелся пролетарий,-
– Да. Нам хреново, - уже серьезно согласился он.
– А вот про них вы подумали? Им-то еще хуже.
– А что это «еще хуже»?
– возразил Сергей. Уж слишком Никита нагнетал. – Здоровье и молодость при них остались. Репутация, вот… Связи…
– Вот-вот.
Кузнецов поднял палец, подчёркивая главное.
– Репутацию нужно поддерживать. А есть им…
– Нам,- быстро поправил его я.
– А? Ну да. Конечно нам... Есть нам чем?
Он смотрел то на Сергея, то на меня.
– Честно скажу, что я какой-нибудь суперхит сочинить не способен.
Сергей хмыкнул.
– Значит, будет у них период творческого застоя. А что? Некоторые группы годами ничего не выпускают и ничего. Играют свои старые песни. Вон «Роллинги» уже лет 20-ть молчат.
– А они вообще живы? – спросил я.
– Как-то я от мира рок-музыки оторвался.
– Живы, живы…- успокоил Сергей, и продолжил. – Так что будут старые песни на концертах играть или, если приспичит, сочинять свои средненькие песенки. Не каждый же месяц им…
Он оговорился и тут же поправился.
– Нам! Нам шедевры выдавать?
Никита спорить не стал. Смысла в споре не было. Он постучал пальцами по столешнице, не то что привлекая внимание, а просто от нервов и повторил.
– Вернуть бы все назад…
Мне тоже хотелось этого, но я только вздохнул.
– Мироздание сказало «нельзя».
– А если нельзя, но очень хочется, то можно!
– упрямо сказал Кузнецов.
Предложение было ожидаемым. Рано или поздно, но к этому должно было прийти. Мы ведь действительно в душе все хотели одного и того же- музыки, творчества, здоровья, осознанного будущего… Только я охладил водоворот желаний, круживший наши головы.
– Как? Через баночку? – спросил я как можно ехиднее.
– Хочешь, чтоб Серёга всех нас поубивал насмерть? Одна баночка – три трупа.
– Это в лучшем случае,- поддержал меня неожиданно наш сапер-изобретатель. – В худшем случае три калеки…
Никита сморщился.
– Пессимисты! В лучшем случае мы туда обратно попадем! – уперся поэт. Мы промолчали. Молчание висело над нами ощутимо, как полог, как штора, отделяющее одного от другого. Но через десяток секунд Сергей как-то со значением, настороженно что ли, спросил.
– Почему ты так считаешь? Тебе что, Мироздание подсказывает?
Никита постучал пальцем по лбу.
– Здравый смысл. Если один раз сработало, то почему бы этому не сработать во второй раз? А?
Он посмотрел на нас с надеждой и сожалением.
– Вы поймите! Мы ведь тут не живем толком, а так… Существуем. Жизнь-то она там осталась…
Он махнул рукой за спину.
– А тут мы только кислород потребляем и продукты переводим.
«А ведь он может нас и уговорить на авантюру» - подумал я.
– «Мы-то ведь и согласиться сможем… А баночки…»