Дефект всемогущества
Шрифт:
– Мне мамочка приснилась. Сказала: отвези папу в ту деревню, где мы однажды отдыхали! Пусть дом там купит.
При всей тщательности сбора информации о двух семьях всё-таки я затруднюсь сказать, получил ли Евгений какое-то образование, знаю только, что перебивался он долгое время случайными заработками, но крайне аккуратно тратил накопленные средства, оставшиеся после гибели жены. Денег на унаследованном счёте хватало на покупку загородной недвижимости. Не на хоромы, конечно, но и не на хибару.
– Возделаем землю, станем питаться с огорода, может, продавать что-то…
Скажем откровенно,
Разговор этот состоялся в конце 2005 года.
Покупка дома была запланирована на ближайшее время.
ГЛАВА 3
Май 2006 года
— А что, Людка, сойдёмся ли в цене?
Соседку смежного участка Иван начал спаивать недавно. Утром махнёт ей, как родной, через забор:
– Людмила, угоститься не желаешь? Когда к тебе заглянуть – в обед или к ужину?
Иным словом: когда ты, любезная соседка, желаешь сегодня напиться вдрызг?
Людмила отвечала по-разному: хоть и любительница была заложить за воротник, про дела не забывала. Огород у неё был ухожен, мелкий ремонт по дому – даром что одна жила, без мужика – всегда сделан вовремя. Скотину и даже кур давно не держала, сил не было, но пока держала, берегла. Сколько б ни выпила накануне, а чуть свет уже в хлеву.
– Ты, Вань, к восьми заходи. Чекушечку принеси, и хватит.
Иван кивнёт, а сам решает: чекушки мало. Выяснил уже: от четверти у бабы язык не развязывается и сговорчивости не прибавляется. А от трёх четвертей в сон клонит. Так и стал приносить по «поллитре». Поначалу дорогую водку брал, хорошую, но очень скоро перестал тратиться: Людка любую сивуху готова употреблять. Выпьет, развезёт её, про жизнь деревенскую расскажет, слезу, бывает, пустит. Ивану и про окружающих послушать интересно – авось пригодится. А про Людмилу главное волновало – есть ли родственники? А их не было. Вот и стал Иван соседку круче прежнего осаждать. Как всегда, с судьбой о справедливости поболтал: участок у него узкий, у самой дороги, всего 20 соток, а выпивохе этой 30 соток перепало. Не многовато ли? Покупать у неё – глупость несусветная, всё равно деньги пропьёт. Так пусть за бутылку и отдаст Ивану участок. Разве не справедливо? Справедливо! Сколько захочет? Ящик? Получит ящик. Он и два поставит – пусть упьётся. Только после сделки – где-нибудь в канаве.
– А ты наливай, Ванечка, наливай, – мурлыкала соседка. Его от этого «Ванечка» передёргивало, но терпел. Дело превыше всего. Справедливость вершится: земля с землёй воссоединяется.
Закуски он приносил мало. Кусочек сала, пару солёных огурцов да полбуханки хлеба. А то и накладно выходит, и опьянение дольше не наступает. Но Людмила и без закуски справлялась. Махнёт стакан горькой – рукавом залихватски занюхает. Бывает, закашляется чуть не до рвоты, но ни разу не было, чтобы её вывернуло.
– А чего ж сам-то со мной не выпьешь никогда? Брезгуешь? – спрашивала, а сама на водку косилась, как бы и правда гость не покусился!
– Пей на здоровье, – глухо отзывался Иван и добавлял мысленно: «Сколько
– Согласна я, Ванечка, согласна! – Людка вдруг стакан критически осмотрит: достаточно ли чист? Будто впервые заметит, что нечист: и гостям не предложишь и самой бы ко рту не нести, но всё равно новую порцию водки в себя вольёт. – Завтра вон и зови своего нотариуса!
– А вот завтра и позову! – Иван глаза прищуривает: не дурит ли его баба?
– Вот прям завтра и зови, Вань.
Домой Иван вернулся в приподнятом настроении. Дома ждала жена, Алевтина, на пять лет старше него самого. Ему сорок восемь, ей – пятьдесят три. Сына четырнадцатилетнего, Георгия, воспитывали. Жили не сказать чтобы совсем уж душа в душу. По части рукоприкладства Алевтина Ивану фору даст, а уж по склонности к аферам далеко и обгонит! И даже никакими сказками о справедливости свою жажду наживы покрывать не стремилась. Внешностью Алевтина обладала яркой, даже можно сказать – цыганской: чёрные глаза с длинными ресницами, тёмные распущенные вьющиеся волосы не удерживались ни под одной косынкой, тонкие черты лица, смуглая кожа. Одеваться она предпочитала пёстро: носила яркие сарафаны и платья, покрывала плечи цветастыми шалями.
– Я тебе сразу сказала: старая дура долго ломаться не будет! – Алевтина поставила перед мужем тарелку с горячей молодой картошкой, подложила со сковороды котлету и выставила на стол миску с салатом из огурцов, помидоров и зелени. – Поешь и Степанычу позвони, хотя нет… Позвони нотариусу немедленно. Пусть прямо с утра приезжает, а то потом эта сука фортелей каких-нибудь навыкидывает. Давай-давай, – она отобрала у мужа вилку, – позже пожрёшь, сначала дело.
***
Не было ещё и 10 утра, когда на порог Людмилиного дома явился нотариус с подготовленным пакетом документов.
Выглядела хозяйка с утра плохо. Одутловатое иссиня-серое лицо, лоб в испарине, одышка – всё выдавало в ней серьёзное нездоровье. Рукой грудь растирала да постанывала, если не сказать поскуливала.
– Ох, Ванечка, это уже и вы? – спросила она, не поднимаясь из постели. Говорила тяжело, с присвистом, слова не договаривала, не продыхивала.
«Вот-вот дух испустит», – подумалось Ивану, и он махнул Степанычу: не тяни, ещё, не ровен час, окочурится, не подписав!
– Людмила Валерьевна, вам всего-то и надо парочку автографов оставить. Справитесь?
Иван сделал нотариусу страшные глаза: не задавай лишних вопросов! Что значит – справитесь? Обязана!
– А ты, Ванечка, что ж за мошенника ко мне прислал?
– Я не мошенник, – озлобился нотариус, – документы имеются…
– Ты, видать, Люд, совсем мозги пропила, – процедил Иван.
– Видать, и пропила, а ты подливал, – не осталась в долгу Людмила, с трудом выталкивая из себя слова, – и до инфаркта меня, похоже, допоил. Сегодняшний день не переживу, плохо мне, сердце давит. А ты оставайся с этой мыслью, убийца. А дом я ещё два месяца назад продала, новые хозяева мне пожить разрешили, пока сами не въехали.