Деградация
Шрифт:
– Посадят нахрен, – Иван скривил улыбку. – Показательно.
– Да кому ты нужен? Сажают оперов и следователей. Гаишников. Народ их не любит. О твоей конторе многие и не слышали, она не на виду. Кроме того, тебя уберут, а на твоем месте кто будет? Кадров–то нет. Или без меня уже многое поменялось?
– С чего бы это? Хотя, естественно, маразм крепчает. В общем ясно. Спасибо. Мысль понял.
– Ладно, я побежал, – Артем вытер салфеткой руки, оставив несколько нетронутых ролов. – Дисциплина, брат, штрафы, все строго, опаздывать нельзя. Рад был тебя повидать.
Друзья обменялись рукопожатиями, и Артем
– Привет, таксист. Завязывай с халтурой. Пиши адрес, заберешь меня, поедим Пете долг отдадим. Затем к Вике.
Отец немного поудивлялся, но спорить не стал. Закончив разговор, Иван снова посмотрел на здание Оптиум банка. Конечно, такой ход событий ему не сильно был по душе, но подобно Пете, людей он обирать и обижать не собирался. Да и в словах начальника собственной безопасности про фальшивые справки была доля правды. Он просто доработает там, где другие или продались, или схалтурили. А коли так, то почему бы и нет.
– Полный финиш… – только и сказал Чернов, просмотрев запись камер наблюдения из универсама «Остров», которую кто–то выложил в локальную сеть МВД. – Совсем отморозок этот Евсюков.
– Тридцать лет. Майор, начальник ОВД «Царицыно». Целого районного отделения. Как? За какие заслуги?! – недоумевал Варшавский.
– За те же, по которым у нас бывшему следователю Красильникову присвоили досрочное звание подполковника. Я смену сдавал, он себе погоны менял, – сказал Иван. – А что, нормальная практика. Из наших сотрудников таких успехов добьется если только кадровый офицер товарищ Сысоев, да Слава?
– Да пошел ты! – сразу ощетинился тот. – Я бы на твоем месте вообще помалкивал. Ты свои звезды за что получил? Заборостроительный институт? А ты? – это он уже адресовал Чернову. – У нас таких, как вы, зовут «пиджаками». Обзавелись корочками и в офицерскую форму нырь! Вы оба без Старкова – никто.
– Еще один отморозок, – прошипел Чернов, затем схватил того за шиворот и взревел: – У кого это у вас? У приспособленцев?! Тунеядцев?! Ты, сука, в смене за какие заслуги? По приказу дяди генерала Варшавскому нервы теперь портишь? Может тебя сейчас пришибить, что бы людям кровь не пил потом, когда большие звезды высидишь? – Сысоев, почти оторванный от земли, болтался в руках Чернова, его китель трещал, но держался.
– Брейк, товарищи офицеры! – Варшавский влез между ними, но Чернов не отпускал захват. Тогда Варшавский резко крикнул: – Смирно, Чернов! – от неожиданности тот выпустил Сысоева, и он немедленно воспользовался этой возможностью, что бы убежать подальше. – Алексей, кому ты что доказать хочешь? А ты чего не вмешался? – последний вопрос был адресован Ивану.
– Правда, Леш, только хуже можешь сделать, себе же в первую очередь. Допустим, треснешь ты ему в лоб, дальше что? Мозгов у него не добавится, – спокойно сказал не шелохнувшийся Иван. Затем повернулся в зал, откуда на них с любопытством смотрели девушки. – Все барышни, шоу закончилось. Работайте. – Те сразу дружно застучали
– Извините, не удержался. – Чернов понемногу остывал, осознавая свою ошибку.
– Да все нормально, Алеша, перед нами за это можно не извиняться, просто думай своей головой иногда, что творишь – Яков Леонардович по–отечески похлопал по плечу Алексея, затем с улыбкой спросил Ивана: – Чего это ты моими подчиненными командуешь, товарищ старший лейтенант?
– Извините, товарищ майор, – Иван уже тоже улыбался, – как говорят у нас в Одессе, таки больше не буду.
– Хулиган! – отреагировал Варшавский на толстый намек, но совершенно беззлобно, с улыбкой. Улыбнулся даже Чернов, окончательно расслабившись. – Мог бы придержать товарища.
– Боюсь моего авторитета не достаточно, что бы остановить поток гнева Леши, а держать его руками бесполезно. В гневе он страшен. Зато ваш авторитет непререкаем. – Затем Иван обратился к Алексею. – Собирайся. Я постараюсь вывести тебя с территории без дальнейших происшествий.
Но когда через десять минут они уже подошли попрощаться с Яковом Леонардовичем, тот неожиданно сказал:
– Старков вызывает. Всех троих. Пойдемте к нему.
Приближались майские праздники, наверняка речь должна была пойти об усилении. Но это не касалось никогда Варшавского, по крайней мере с тех пор, как в отделе оказался Иван, он такого вспомнить не мог. Поэтому просьба Старкова выглядела странно. Сразу почувствовалось неладное.
Когда они втроем зашли в кабинет к Старкову, тот что–то писал. Заметив вошедших, он жестом указал на стулья.
– Ребята… – казалось, он с трудом подбирает слова. – Короче, что бы не тянуть, скажу сразу. Я пишу рапорт на пенсию. Сегодня отнесу на подпись. Двадцать лет стажа я наработал, меня ожидает льготная пенсия.
– Саша, что случилось? – спокойно спросил Варшавский.
– Красильников задумал большую чистку. Он вызывал начальников, и в открытую, без стеснения говорил, кого больше видеть не желает. Я ему оказался не нужен. Еще несколько человек. Или альтернатива – понижение в должности добровольное, но это не для меня, я на такое не пойду. – Он бросил взгляд на Чернова. – Тетка твоя тоже уйдет, наверное.
– Он не может просто так взять и уволить всех по своему желанию. – Выразил общую мысль Чернов.
– Я добровольно уйду. У меня нет выбора. Иначе заведут дело против меня. И так поступят все неугодные.
– Саша, ну как же так… – Варшавский формулировал мысль, – не аккуратно–то…
– Яша, а как по–другому? На 15 тысяч в месяц жить? Жене как в глаза смотреть? Вот и вляпался. Он же следователь, как–то пронюхал, нарыл компромата. Не посадил, и на том спасибо. Он мог бы. Но ничего, друзья в охрану зовут. Все же бренд «Петровка 38» еще чего–то стоит.
– Скоро ничего не будет стоить этот бренд, все распродадут, – хмуро произнес Иван. Старков хотел было возразить, но передумал, просто махнул рукой. Неожиданно заговорил Варшавский:
– Тогда и я пойду. На пенсию. Но мне все равно скоро уже шестьдесят. Ничего мне не светит тут, я больше и не надеюсь на новую звезду на погоны. Дай и мне лист, будь так добр. Да и вызов пришел. Не знал, как вам это преподнести...
– Вызов? Из Израиля что ли? – съязвил Старков, подавая чистый лист бумаги.